Значительная их часть случилась в полосе действий 1-й армии во время летней маневренной операции. Стоит обратить внимание, что П. К. фон Ренненкампф требовал строго наказывать за сопротивление и фактически санкционировал сожжение деревень, откуда стреляли по русским войскам, однако в нашем распоряжении отсутствуют приказы, в которых бы он предписывал массовые расстрелы. Равным образом и предание населенных пунктов огню должно было следовать вслед за тем, как местное население будет оповещено об этом. Скорее подобные крутые меры являлись импровизацией местных начальников, когда при отсутствии четкой регламентации они столкнулись с многочисленными проявлениями недружелюбия со стороны местного населения, что усугублялось неспособностью отличать его от действий армейских разъездов и разведчиков.

Наиболее крупный случай произошел в деревне Абшванген. В ночь на 29 (16) августа немецкий отряд, пробравшийся сюда из Кёнигсберга, устроил засаду, закрыл выезд с площади возами с соломой и обстрелял штабную машину лейб-гвардии Кавалергардского полка[111]. В результате погиб корнет Голынский, несколько человек получили ранения, но им удалось скрыться. Поскольку характер ранений указывал на использование охотничьего оружия (ранение дробью), то был сделан вывод об участии местных жителей в этой засаде. В ответ кавалергарды оцепили деревню и произвели массовый обыск. Всех, у кого нашли оружие, расстреляли, а дома сожгли. В итоге 65 человек[112] были убиты в Абшвангене, 9 – в соседних Альменхаузене и Ной-Вальдеке[113].

Ко всему сказаному необходмо добавить, что индустриальный характер Первой мировой войны, включая массированное применение артиллерии, привел к росту «сопутствующих потерь», т. е. мирных граждан, случайно попавших под обстрелы. В основном это касалось сельской местности. Противоречивая ситуация сложилась в Нейденбурге, район наступления 2-й армии. 23 (10) августа исполняющий должность генерала для поручений полковник А. М. Крымов доносил командующему: «Корпус (речь идет о XV корпусе. – Прим. К. П.) двинулся, занял Нейденбург, бомбардировал его за то, что жители стреляли в казаков <…> Часть жителей покинула, а часть осталась. Отнеслись очень спокойно. Когда я проезжал по улице, все кланялись, а поляки восторженно встречали <…>»[114]. Командир корпуса генерал Н. Н. Мартос иначе вспоминал об этом, обвиняя немецкие войска в использовании города для обороны: «От разведки я получил сведение, что крайние дома города приведены в оборонительное положение, а входы в улицы города закрыты баррикадами и что город обороняется пехотой с артиллерией. Конные и пехотные разведчики были обстреляны, причем ранено несколько человек. Я приостановил колонны корпуса и, не желая нести излишние потери, приказал открыть артиллерийский огонь <…> Ответного <…> не последовало; от наших снарядов в городе начались пожары. Немецкая пехота оставила баррикады и амбразуры в окнах домов и прекратила стрельбу»[115].

Примечательно, что Н. Н. Мартос вскоре попал в плен, а немецкая пресса начала его травлю, обвиняя в насилии над местным населением. Началось следствие, которое уже к весне 1915 г. закончилось ничем: никаких доказательств намеренно жестокого отношения к мирным жителям собрано не было. Точно так же в 1916 г. провалилась попытка расследовать пребывание XIII корпуса во главе с генералом Н. А. Клюевым (находился в германском плену) в Алленштайне и обвинить его в намерении сжечь город. Несмотря на активность обер-бургомистра, следствие не нашло оснований для выдвижения обвинений в адрес Н. А. Клюева и даже установило, что для предотвращения грабежей он отдал приказ взять под охрану ряд городских объектов (ратуша, банки, крупные магазины и пр.)