Ключевые слова: «тотальная» война, Первая мировая война, принудительные переселения, вооруженное насилие.


Первая мировая была первой в европейской истории войной не только массовой, но и близкой к тому, чтобы быть названной «тотальной»[28]. Если в XVIII–XIX вв. вооруженные конфликты велись профессиональными армиями на относительно ограниченной территории, то теперь, ввиду массовой мобилизации и развития техники, сталкивались многомиллионные войска, большую часть которых составляли вчерашние гражданские лица. Еще в 1880-е гг. это обстоятельство предвидел немецкий генерал К. фон дер Гольц, который разрабатывал концепцию новой войны как противостояния вооруженных народов[29]. Принципиальное отличие заключалось не только в численном увеличении действующей армии и качественном изменении ее состава – для каждой участвующей стороны война превращалась в организующий принцип всей политической, экономической и общественной жизни. Крах надежд на быструю победу в 1914 г. поставил все противоборствующие страны перед схожим набором вызовов – изменение принципов стратегии и тактики, выработка механизмов политического управления войсками, поиск методов мобилизации экономики и широких слоев населения, и пр.

Говоря о «тотальной» войне, британский теоретик М. Калдор отмечает стирание граней между военными и гражданскими, комбатантами и некомбатантами[30]. Немецкий историк С. Ферстер пишет схожим образом: «Суть тотальной войны – сознательное втягивание гражданских лиц в военные действия. Без прямой поддержки гражданского общества переход к этому распространенному типу войны, наложившему отпечаток на целую эпоху, был бы невозможен. Одновременно гражданские лица превратились в мишень»[31]. Приведенные тезисы касаются прежде всего вопросов массовой мобилизации и взаимоотношений внутри общества, однако мы полагаем эти наблюдения актуальными и для изучения того, как «тотальный» характер войны сказался на формах взаимодействия армии (комбатантов) с гражданским населением враждебной стороны (некомбатантами). В качестве примера для изучения мы взяли Восточную Пруссию, которая в 1914–1915 гг. стала местом ожесточенных боев русских и германских войск. Речь идет об относительно непродолжительных событиях. Вглубь этой провинции русская армия продвинулась только в середине августа 1914 г., заняв на непродолжительное время, 2–3 недели, почти две трети ее территории на юге и востоке. Со второй половины сентября началось условное «второе наступление», когда русские войска (впоследствии объединенные в 10-ю армию) снова вышли к германской границе и в ходе изнурительных позиционных боев к середине ноября продвинулись к линии Мазурских озер и р. Ангерапп (примерно 1/5 провинции снова оказалась под русской властью). В начале февраля 1915 г. немцы организовали крупное наступление, в ходе которого вытеснили противника из Восточной Пруссии. В марте 1915 г. отряд генерала Потапова совершил непродолжительный набег на Мемель, а в апреле 1915 г. русские бомбардировщики сбрасывали бомбы на некоторые объекты инфраструктуры в этой провинции.

В зарубежной историографии вопрос взаимодействия русских солдат с восточно-прусскими обывателями достаточно подробно изучен, что не отменяет определенные сложности, вызванные выявлением релевантных источников, слабым знакомством с российскими документами, а также влиянием предвзятых установок, восходящих к пропаганде военного времени. Так, еще в годы Первой мировой немецкие газеты стремились подчеркивать «ужасы русской оккупации», в том числе для того, чтобы размыть в информационном пространстве обвинения в зверствах на территории Бельгии и Франции. Впрочем, именно тогда местные власти озаботились не только проведением достаточно дотошных расследований «русских преступлений», но и масштабными записями устных свидетельств, собираемых по «горячим следам»