Василий был на 14 лет младше Якова, все молодые годы жил с отцом, чрезвычайно уважал его и, как мне думается, всю свою жизнь жил с мыслью доказать, что он настоящий сын великого вождя и отцу нечего за него стыдиться. Он не был идеалом – он был живым и темпераментным человеком, пожалуй, похожим на д’Артаньяна, однако д’Артаньяном, находящимся в шорах своего статуса сына вождя и редко совершающего безрассудные поступки. Но, правда, все же совершающего. Василий, без сомнений, обладал острым и цепким умом, способностью быстро оценивать ситуацию, в этом смысле он был идеальным фронтовым генералом, которому нужно кипение боя, а не сонный застой, генералом, любящим свои войска и явно не любящим уединенные размышления и одиночество. Василий был человеком дела и любил компанию именно таких людей дела, в своей жизни он постоянно был на людях и с людьми.
И по причине своей заметности Василий подвергся особенно злобному поливанию грязью внутри страны со времен Хрущева, но особенно с началом «перестройки», когда в СМИ всплыла вся советская подлость, до этого шептавшаяся на кухнях.
Артем Сергеев пишет:
«О нем писали массу всякой гадости, не соответствующей действительности. В свое время в «Огоньке» некая Уварова написала статью о Василии. Это была отвратительная ложь. Эта Уварова представляется учительницей немецкого языка Василия. (Хотя учительницей его не была и вообще не работала в этой школе). Пишет эта Уварова, как он над ней и над другими учениками издевался, сводит его в один класс с Тимуром Фрунзе, противопоставляя плохому Василию хорошего Тимура (а они учились в разных классах: в 9-м и 8-м). Пишет, как Василий весь в иностранном ходил. Да если бы у него пуговица была иностранная, его бы отец в окно выкинул. В доме ничего иностранного не терпелось.
Еще она пишет, как его возили в школу на двух машинах: на одной он с главным охранником, а на другой, мол, охрана. Да его никто на машине не возил! Он даже хвастал перед ребятами, что если окончит школу без троек, отец в качестве поощрения возьмет его один раз на машине на дачу. А так ездили на дачу на поезде, а в школу на трамвае или автобусе. Школа находилась на Площади Восстания, Садово-Кудринская, д. 3. Сейчас там факультет и кафедра 1-го Московского мединститута.
Я насчитал в той статье 27 абзацев гадостей о Василии.
Ребята, учившиеся с Василием в классе, были страшно возмущены этой статьей, со мной советовались: мы, мол, напишем Коротичу, что там все неправда. Но я им сказал, что Коротич, будучи редактором, сознательно допустил эту ложь, а возможно, и заказал такого рода статью. Поскольку статью одноклассников, опровергавшую ложь, нигде не брали, они решили подать в суд. Заводилой был Вася Алешин, одноклассник Василия, который не мог стерпеть такой лжи. Но в суде сказали: «А есть у вас заверенная доверенность от пострадавшего? Ах, он умер 30 лет назад! Тем более заявление мы у вас не возьмем».
Тогда решили сами пойти к Уваровой. Но не пошли, боясь, что не сдержат себя и попросту ее обматерят. Послали к той даме военрука школы, который и до войны, и демобилизовавшись работал в школе, а во время войны был начальником оперативного отдела штаба артиллерии 1-го Белорусского фронта. Придя к Уваровой, он сказал: «Что же вы пишете, что вы были учительницей? Вас же не было в нашей школе никогда!»
– А может, я туда заходила!
– Но ведь в статье нет ни слова правды!
– Ничего, я еще книгу выпущу.
– Как, к чему?! Ведь слова ваши – ложь!
– Ну и что? Теперь на это клюнут.