– А когда подрастем, мы будем вести дневник, как ты! – обещали дети, наблюдая, как я украдкой делаю записи.

Христофор, придя домой из школы, зашвырнул сапоги на холодильник, к чайнику, и сообщил, что знает новую сказку.

– Катится Колобок по лесу, а навстречу ему разные звери, но на самом деле это никакие не звери!

Мы со Львом Арнольдовичем переглянулись. Я готовила обед, а он, сидя на лавке в кухне, читал свежий выпуск «Новой газеты».

– Батюшка сказал, что Колобок – это Иисус Христос, – многозначительно поведал нам Христофор.

– Как это? – спросила я, раскатывая тесто на вареники.

– Медведь идет навстречу Колобку. Медведь – это сладострастное искушение. Его можно избежать, если не поддаться на влечение плоти. А за медведем – топ-топ – идет волк, его никто не избежит. Волк – лютая болезнь, испытание от Господа.

– А лиса? – поднял брови Лев Арнольдович.

– Лиса – смерть. Ее нельзя обхитрить, все попадут к ней на язык. Колобок – Иисус Христос! – радостно продолжил Христофор.

– Иисус был худощав! Он постился, – встряла я.

– Колобок! Иисус – Колобок! – стоял на своем Завоеватель.

– Точно батюшка такое рассказал? – Тюка заглянула на кухню, недоуменно качая головой.

– Это старая сказка на новый лад, – объяснил Христофор.

– Ну тогда ладно, – успокоилась Марфа Кондратьевна.

– Я играю в православном спектакле! – сообщил Христофор, чем окончательно поверг нас в шок.

– Трехгрошовая пьеса? – скептически поинтересовался Лев Арнольдович.

– Нет! – Христофор надулся. – У меня одна из главных ролей! Я – херувим! Пьеса называется «Изгнание из Рая»!

– Когда премьера? – уточнила я.

– Завтра!

Назавтра все встали поздно, и, как я ни подгоняла домочадцев, они опаздывали, потому что Марфа Кондратьевна никак не могла отыскать среди транспарантов целые колготки и приличную шапку и пошла на спектакль в рваных колготках, черной водолазке и черной юбке, которые не снимала несколько недель, и в кепке, как у Ленина. Носки она натянула разные – черно-белый полосатый на правую ногу и оранжевый с красным бантиком – на левую. Какие отыскались! Лев Арнольдович тоже всегда ходил в разных носках.

В автобусе нас ждали приключения.

– Дамочка, – сказали Марфе Кондратьевне, – ваши дети скачут по сиденьям, как обезьяны, качаются на поручнях! Сделайте что-нибудь!

– Не понимаю вас, – ответила Марфа Кондратьевна с блаженной улыбкой на лице. – Дети ведомы Господом…

– Что это такое! Прекратите ноги вытирать о мою шубу! – истошно вопила какая-то старушка.

Тюка продолжала улыбаться.

– Женщина! Вы им мать или кто?! – возмутились пассажиры.

Я специально не вмешивалась, решив посмотреть, что будет.

– Мама! – Христофор свесился с поручня над сиденьями вниз головой. – Посмотри, как я могу!

Грязь с его ботинок потекла за шиворот пассажирам.

– Ой! Что же вы к детям пристали? Это ангелы, – выдала защитница прав.

– Христофор! Любомир! Ну-ка, живо сюда! – не выдержала я.

Через минуту они стояли рядом:

– Слушаемся, Полина!

Пассажиры посмотрели на меня с восхищением. Школьные охранники (мускулистый парень и пожилой, но крепкий дядечка) насторожились, увидев нашу внушительную компанию, и наотрез отказались пропускать Аксинью.

– Сумасшедшую впустить не можем, она детям вред причинит! – Нам перекрыли вход.

Аксинья от возмущения зацокала.

– Она не сумасшедшая! Она находится в своей вселенной, дураки! – обиделся на них Лев Арнольдович.

– А это еще кто? – охранники указали на меня, а затем потребовали: – Немедленно покажите паспорт!

– У меня с собой паспорта нет, – ответила я, подумав, что показывать документ нельзя: в нем написано, что я родилась в Чечне, а это все равно что черная пиратская метка.