– Па-нятно, – всё-таки смягчился Мой Фиэр, – что ж, любые знаки внимания приветствуются! – и важно покинул комнату, не стал мелочиться в том, чтобы потребовать предоставить саму заготовку плаката в виде доказательства. Или просто не стал ставить меня в ещё более неловкую ситуацию.

Это всё было вчера, не успела помыться, не сделала постер, работу я вчера тоже так и не нашла, но зато запомнила главное – что знаки внимания приветствуются. И вот с утра пораньше (для меня это полдень) – я делаю любимому знак. Посылаю из спальни в его кабинет электронное письмо.

Он просыпается всегда рано, около восьми, варит кофе и с чашкой отправляется работать в кабинет. Я видела, как он просыпается, лишь пару раз. На это время приходится мой самый глубокий сон, когда я ничего не слышу, – ночная работа так повлияла на режим. Пока что – необратимо. Поэтому до трёх часов ночи я ворочаюсь, мучительно думы думаю, цепенею, никак не могу уснуть. Эдуард же живёт разумно, по грамотному режиму, под который я никак не могу подстроиться. Я много лет не сплю ночами.

В общем, мне известно, чем он там занят, тут и гадать нечего: он уже давным-давно бодр, сидит в своём кабинете, за своим компьютером, за своей работой. Занят чем- то важным.

Я, вскочивши, усаживаюсь за свой компьютер, который я привезла из Петербурга – в «своей» комнате. Таким образом получается, что оба мы в соседних комнатах сидим за компьютерами, как бы рядышком, совершенно одинаково сидим, и разделяет нас всего лишь стена. Заняты. Важным. Мой Фиэр работает, а я делаю ему «романтический знак», который он в ближайшие несколько минут обнаружит.

Встречаться поутру и приветствоваться – такого у нас не принято, ни к чему эти лишние формальности, поедающие драгоценное время. Он сосредоточен на делах, а сама я идти к нему, стучаться, говорить банальности из серии: «Как настроение?», «Что делаешь?» – тоже не хочу. Встречаемся мы уже тогда, когда я завтракаю. И то не всегда – только если Эдуард ко мне на кухню выходит. Впрочем, в этом случае банальности всё равно неизбежны.

– Привет, – говорит он мне и обязательно включает радио. Как бы за этим шёл.

– Привет, – отвечаю я и завтракаю изо всех сил. Якобы при деле. Тут я выработала ещё одну некрасивую привычку – завтракать с книгой. Усаживаюсь, жую, пью чай и читаю. Хотя раньше читала где угодно – в ванной, в постели, в гримёрках клубов и института, но никогда – за обеденным столом. Привычка возникла по трём причинам: 1) читать в постели у меня теперь нет времени; 2) если Эдуард когда-нибудь обнаружит меня читающей в нашей ванной, что посреди кухни, он, полагаю, тогда точно обратится за помощью в сумасшедший дом. За помощью мне, разумеется. Такое ленно-пенное буржуйство недопустимо; 3) книгу я приношу ещё и с той целью, чтобы иметь возможность поменьше разговаривать. Когда Мой Фиэр на кухне появится.

Когда я открываю рот рядом с ним, то, мне кажется, извергаю в мир чудовищный набор глупостей. У нас редко получается красивый диалог. Если наблюдать совсем честно, диалог получается только тогда, когда мы пьяны. Или хотя бы пьян кто-нибудь один из нас. Обычно это я. В трезвом рассудке диалога нет. И это тоже по моей вине. И дело, подозреваю, отнюдь не в том, что я не умею слов связать, – это я ещё как могу, три курса режиссуры за плечами, заболтала бы кого угодно, да хоть Жириновского…

Только с Фиэром не получается, никакая моя режиссура тут не работает.

Но всё-таки основное мучение для меня – это не утро, а поздний вечер, когда уже нужно спать и Фиэр ложится и спит, а мне-то никак не уснуть! Я уже даже научилась лежать и не шевелиться часами. Проделываю трюк: замираю и запрещаю себе двигать телом. Полностью запрещаю – даже шевельнуть мизинцем ноги нельзя. В детстве такой трюк уснуть помогал. Но теперь не помогает. В результате я всё равно засыпаю постепенно лишь под утро…