– А на море? Все же обычно на море хотят в отпуск. – Лелины спицы мелькали, понемногу забирая нитку, и моток мохера уютно шуршал под боком в целлофановом мешке.
– На море тоже можно разок. Далеко только ехать. А ты на Гусином озере была? Знаешь, как там красиво? А рыбы сколько? Гусиное озеро – оно же второе в мире после Байкала!
– Да ладно, не может быть.
– Ну как не может? Нам на географии говорили – второе после Байкала.
– Ну, если на географии… – Леля не сильна была в реках и озерах, но подозревала, что Великие озера США и Канады, озеро Мичиган например, вряд ли уступают Гусиному в размерах.
– А у тебя-то мальчик есть? – вдруг спросила Светка.
– Не-а, нету.
– Я когда с Вованом дружить начала, мне тоже тринадцать было, как тебе. А он на четыре года старше.
Леля отлично ладила с мальчишками в школе, она была одной из немногих девочек, кого даже самые заядлые хулиганы и двоечники называли по имени. Но к шестому классу почти все они с виду были еще малышней. Как романтический объект никто из одноклассников Лелю не рассматривал, а дружбу предлагали другим девочкам – похожей на немецкую куколку смешливой троечнице Наташке Пономаревой или Ане Шпигель, бледной, с огромными трагическими глазами и очень длинными ресницами.
Мужское внимание Леля обнаружила летом перед шестым классом в пионерском лагере – парни из старших отрядов приглашали ее на медленные танцы на дискотеках. Да и мальчишки из ее отряда вели себя совсем не так, как одноклассники. Вокруг Лели и ее лучших «лагерных» подружек Вики и Тани шла какая-то бесконечная щенячья возня с отбиранием вещей, убеганием, обливанием водой и залезанием ночью в палату с тюбиками зубной пасты. Все это было, конечно, весело, но Леля представить себе не могла, чтобы мальчишки из класса могли позволить себе с ней такое. Она была им другом и каким-то авторитетом, что ли… А в лагере ей больше всего нравилось и льстило внимание вожатого Юры. Он отлично играл на гитаре, а Леля знала много песен Окуджавы и Высоцкого, у родителей были их пластинки. И «Машину времени», конечно, знала. У нее неплохо получалось петь. Но Юра был вожатым другого отряда, и пересекались они нечасто, только на больших кострах и других общелагерных событиях. Один раз, на последней, прощальной дискотеке, Юра неожиданно пригласил Лелю на медленный танец, но все время, пока звучала невозможно красивая и печальная Belladonna, он был напряжен, как деревяшка, спрашивал, какую музыку она слушает, хотя и так отлично знал, и все время называл ее Ольга…
Ну а в школе взросленькие на фоне своих одноклассниц Леля и Иришка не случайно держались вместе. Иришка тоже интересовала отнюдь не одноклассников, а парней постарше, и, надо сказать, взаимно. На большой перемене было такое развлечение: выскочить из школы и по морозу промчаться через дорогу в кафетерий напротив, чтобы купить слойку с сахарной пудрой или трубочку с кремом и стакан горячего какао. Гардероб во время уроков был закрыт на замок, поэтому бежать приходилось без пальто. В морозы ниже двадцати на такое решались только мальчишки, но иногда Леля и Иришка, замотавшись в длинные шарфы, тоже могли бегом рвануть через дорогу в своих платьях с белыми воротничками. По соседству со школой находилась городская баня, куда частенько привозили на помывку солдат-срочников в серых шинелях и смешных цигейковых шапках-ушанках. После бани солдатики тоже любили забежать в кафетерий, и тут начиналось самое интересное. У парней горели глаза, и Леля с Иришкой получали в кафетерии свою минуту славы. Телефона своего Леля солдатикам в шинелях не давала, было страшно: вдруг позвонят, а трубку возьмет мама или бабушка, что тогда? А Иришка однажды дала – ей можно было все свалить на старшую сестру Марину. И теперь Игорек из Молдавии звонил ей иногда по вечерам, думая, конечно, что она в десятом классе, а не в шестом, и предлагал встретиться, только пока непонятно было, где и как. Пионерские галстуки на шее в кафетерии были совершенно некстати, так что девчонки снимали их и временно прятали в портфель. А вот модные длинные шарфы – в самый раз.