– Мне доложили о том, что вы сказали по поводу СССР.

– Это – правда. Его уже двадцать три года как нет. Но многие об этом жалеют. Хорошая была страна. Я в ней родился.

– Чем думаете заниматься?

– Я – танкист. Заканчивал Ульяновское танковое.

– После встречи с наркомом Малышевым мне бы хотелось поговорить с вами об этой войне и по целому ряду других вопросов.

– Хорошо. Вот только времени у нас мало, товарищ старший майор. Восьмого сентября немцы замкнули кольцо блокады вокруг нашего города. Требуется этого не допустить. А ходовая разбита, и снарядов с гулькин нос. Вот так вот.

– Восьмого сентября? Так быстро?

– Так ведь Ригу уже взяли. Кстати, предупредите кого надо, что на переходе из Таллина флот потеряет много кораблей. Девятнадцать боевых кораблей и катеров, двадцать пять вспомогательных судов, восемнадцать транспортов.

– Получается, что вы знаете весь ход войны?

– Весь? Наверное, нет. Но основные эпизоды, конечно, знаю.

– А ваши люди?

– Да мы как-то об этом не разговаривали. Наверное, кое-что помнят.

– Понятно. Пойдемте, вроде Малышев приехал.

Из черной эмки вышел довольно молодой человек в сером костюме и сразу надел шляпу. Бровастый и высоколобый, немного напоминал товарища Саахова из «Кавказской пленницы», только светловолосый и более худой. К нему подскочили рабочие и инженеры завода, видимо, хорошо знают своего министра. Но он, пожав некоторым людям руки, зашагал прямиком в пятый цех, сопровождаемый директором и главным инженером. Сергей и Куприн стояли неподалеку от ворот в цех. Ребята были в заводской гостинице, но, наверное, увидели, что появилась новая делегация, вышли и тоже направились в цех. Малышеву представили Сергея. Обменялись крепким рукопожатием. Вячеслав Александрович обошел изделие завода имени самого себя, разглядывая его со всех сторон.

– Так это тяжелый или средний танк? – прозвучал первый вопрос.

– У нас нет такого понятия, это – основной танк.

– Назначение?

– Борьба с бронированной техникой противника, прорыв линии обороны во взаимодействии с другими силами и средствами армии, сопровождение конвоев и тому подобное. В принципе, это многоцелевая машина.

– Чем это достигается?

– Выбором вооружения: у нас есть управляемые ракеты, БПС, ОФ, крупнокалиберный пулемет, управляемый изнутри танка, и спаренный пулемет винтовочного калибра. Тысячадвухсотсильный двигатель дает маневренность и тяговооруженность. Для экономии топлива в обороне и засадах используется вспомогательный двигатель малой мощности.

– Экипаж?

– Три человека: механик-водитель, оператор-наводчик и командир.

Малышев влез на броню со стороны механика, дальше посыпались вопросы по всему навесному. В результате многочасовых расспросов последовало резюме: «Такой танк нам не сделать!»

– Точно такой – нет, не сделать, да и надобности в нем мало. Вот в сорок втором появятся «кошки»: «Тигры» и «Пантеры», тогда для него цели найдутся. А сейчас требуется грамотно использовать и совершенствовать имеющиеся танки. И начинать с малого, вот с таких вкладышей! – и Сергей подал Малышеву резинометаллический шарнир гусеницы.

– Что это?

– Сальник гусеницы, уменьшает трение пальца о втулку. И еще, Вячеслав Александрович, вот танк сорок шестого года, назывался Т-54, на его основе создано большинство танков в СССР после войны. Ну, и… Эх, блин, не на чем распечатать! Тут у меня на планшете «Ходовая часть танков. Подвеска», все пять частей Чобитка. И все учебники, по которым я учился. Надо каким-то образом скопировать.

– А в машинном лежит гроссбух по двигателю, – вспомнил Мишка.