В должности начальника штаба Главнокомандующего на Востоке я пробыл с 22 августа 1914 года по 28 августа 1916 года.

Генерал фон Мольтке и генерал фон Штейн письменно вызывали меня в ставку в Кобленц и сообщали мне, что я назначен начальником штаба 8-й армии в Восточной Пруссии. Эти письма я получил в 9 часов утра 22 августа в штабе 2-й армии, на полдороге между Вавром и Намюром. Мне их передал капитан фон Рохов.

Генерал фон Мольтке писал:

«На Вас возлагается новая трудная задача, может быть, даже более трудная, чем штурм Льежа… Я не знаю ни одного человека, к которому бы я имел столько доверия, как к Вам. Может быть Вы еще спасете положение на востоке. Не будьте злы на меня за то, что я отрываю Вас от должности в тот момент, когда Вы стоите перед решительными действиями, которые, с Божьей помощью, получат исчерпывающий характер. Вы должны принести эту жертву отечеству. Император также надеется на Вас. Конечно, на Вас не падет ответственность за то, что произойдет, но с Вашей энергией Вы можете предотвратить самое худшее. Идите же на новое призвание, самое почетное, какое может получить солдат. Вы не обманете оказанного Вам доверия».

Генерал фон Штейн, в то время генерал-квартирмейстер, а позднее военный министр, заканчивал свое письмо таким образом:

«Вы нам необходимы. Этого требуют государственные соображения. Задача очень трудная, но Вы с нею справитесь».

Еще я узнал от капитана фон Рохова, что командующим армией намечается генерал фон Гинденбург, но еще неизвестно, удастся ли его разыскать и согласится ли он на это назначение.

Я гордился своей новой задачей и тем доверием, о котором свидетельствовали письма. Идея послужить государю, армии и отечеству на решающем пункте в самый трудный момент приводила меня в повышенное настроение. Любовь к отечеству и верность государю, а также ясное представление о том, что каждый в отдельности обязан жить для семьи и для государства, являлись наследственными, вынесенными мною из родительского дома. Эти чувства остались у меня на всю жизнь. Мои родители не были состоятельными, их работа не приносила им земных благ. Мы жили очень экономно и очень просто. У нас была спокойная семейная жизнь. Мой отец и моя мать были всецело поглощены заботой о детях, нас у них было шестеро. За это я приношу своим родителям благодарность перед всем миром.

Когда я был молодым офицером, мне приходилось честным образом пробиваться в жизни. Я упорно сидел в своей скромной комнате в Везеле, в Вильгельмсгафене и в Киле и много читал по военной и по всеобщей истории, а также по географии. Мои детские познания постепенно расширялись. Я стал гордиться своим отечеством и его великими людьми. Я горячо почитал могучую и страстную личность Бисмарка. Мне ясно вырисовывалось значение династии для Пруссии и для Германии. Верность, которой я присягал, постепенно превратилась в глубокое внутреннее сознание долга. Когда я смог проследить шаг за шагом ход истории, мне стало ясно, что Германия всегда являлась полем сражения для всей Европы и что армия и флот имеют для ее безопасности первенствующее значение. Обратив свой взгляд на жизнь, я одновременно понял великое значение мирных достижений нашего отечества для всей культуры и человечества.

В 1904 году я получил назначение в отделение по стратегическому развертыванию большого генерального штаба. С этого времени началась моя непосредственная работа для армии. Венцом ее было мое выступление с проектом о миллиардных ассигнованиях.

Долгое время моим мобилизационным предназначением была должность начальника оперативного отделения штаба верховного командования. При моем назначении командиром полка в Дюссельдорф это назначение само собой отпало. Оно перешло к моему преемнику по генеральному штабу. Мое назначение, в случае мобилизации, на должность обер-квартирмейстера 2-й армии интересовало меня атакой Льежа. В остальном оно не имело ничего особо привлекательного.