Кручу в руках красный шарф и тоже смотрю на темнеющую улицу.

– Иногда.

– Только с художниками?

– Иногда со скульпторами, – улыбаюсь.

Резник хмыкает.

– Оказывается, мы с тобой похожи, кто бы знал! Я если встречаюсь, то только с теми, кто в теме. В смысле, в музыке. Другие не поймут.

– Не поймут. А как же фанатки?

– С ними не встречаются. Так, мимоходом общаюсь, – насмешливо изгибает брови.

Не сомневаюсь. Такие, как Резник, не меняются.

– Бывай! – затягиваю шарф в узел и иду к выходу.

– «Бывай» – и всё? Ник, а давай я тебя затащу на вечер встречи?

– Через мой хладный труп! – усмехаюсь через плечо и выхожу на улицу.

Ледяной воздух отрезвляет за пару секунд. Что сейчас произошло? Это ведь Резник! У нас нет и не может быть ничего общего.

Старательно не оглядываюсь на окна кафе, на волнующее столкновение с прошлым.

«Нет и не может быть ничего общего», – повторяю для пущей уверенности.

Я знала, что Данила Резник был плохим парнем, со школьной скамьи знала. С точки зрения учителей он был ужас, как плох, а для девчонок – чудо, как грешен. Я замечала его, как же не заметить, ведь мы учились вместе с десятого класса. Вернее я училась, а он заходил потусоваться с друзьями и впечатлить девчонок. Данила был шумным и популярным, и не замечать его не удавалось. Как староста, я часто приходила в учительскую по делам, а он отбывал там очередную повинность.

Он был классическим плохим парнем, а я…

Однажды я забыла подготовиться к контрольной. Заболел папа, и я напрочь забыла об остальном. Пришла в школу, вспомнила о контрольной – и меня как кипятком окатило. Я получила первую и единственную в жизни тройку. Даже сейчас, как вспомню, в животе скручивается тошнотный комок. Вот вам и полный список моих школьных грехов – тройка по математике в восьмом классе. В остальном я была хорошей девочкой.

Говорят, противоположности притягиваются, но такие парни, как Данила, не вызывали во мне ничего, кроме раздражения. Он был хулиганистым шалопаем, не по возрасту наглым, и я воспринимала его как шум. Надоедливый, но, к счастью, отдалённый.

Мы и разговаривали-то всего раз. Или два, не помню точно.

Вру. Помню.

***

Десятый класс

Я разминала глину в школьной мастерской, когда со мной впервые заговорил Данила Резник. Он проучился в моём классе четыре месяца, но до этого дня мы почти не общались и, даже сталкиваясь в коридоре, не тратили время на приветствия. Даже если столкновения не всегда были случайными, в них не было ничего личного: Резник задирал всех девчонок без разбору.

– Я купил Гибсон. Деньги сам заработал, два года копил.

Оглядевшись, я не обнаружила рядом адресатов этой странной фразы. Кроме меня.

– Молодец! – протянула неуверенно.

Знать бы, что за зверь этот Гибсон, и при чём тут я.

Почесав нос предплечьем, я отложила глину. В художественной мастерской пыльно из-за используемых материалов и множества старых работ.

Опустила измазанные руки на стол и улыбнулась однокласснику, дожидаясь объяснений.

– Нос чешется? – Резник потянулся ко мне, потом нахмурился и запихнул руки в карманы.

– Чешется. Тут пыльно.

– Давай почешу! – предложил, краснея. Резник умеет краснеть? – Нос твой почешу! У тебя же руки в глине!

– Спасибо, я могу сама почесать. – Демонстративно потёрла нос о грубую ткань защитного халата.

Какое-то время мы молчали. Жирный голубь вышагивал по отливу за окном, разглядывая нас любопытной бусиной глаза.

– Наверное, трудно так чесать… – сдавленно сказал Резник. Никогда не видела его таким смущённым. Может, с ним что-то случилось?