Я смеюсь и шучу, но внутри металлической струной натянулась тревога.

Интересно, какие испытания мне придётся пройти, чтобы заслужить их доверие? Сорок лет счастливого брака?

Чтобы развеселить мать перед операцией, братья вырядились в ковбойские костюмы. В детстве они порушили полдвора, играя в ковбоев, и теперь решили воскресить прошлое на радость маме. По просьбе Данилы я купила ему ковбойский костюм, самый забавный из возможных. Он всё надел, даже шейный платок и шпоры, и красуется в них весь вечер. Только ремень не подошёл, слишком массивный на его узких бёдрах.

Увидев костюмы, Анна Степановна смеялась до икоты, особенно когда её великовозрастные сыновья прыгали по гостиной с криками «И-хо!». Я тоже хохотала до слёз. Заводилами, конечно же, были Даня с Иваном.

– Давайте последний тост! – говорит Анна Степановна. – За семью.

– За семью! – вторят сыновья и тянутся к матери. В этот раз меня не придавили, но и не включили в узкий круг. Я сижу с бокалом в руке и молчу.

– Ника, шла бы ты спать, деточка, на тебе лица нет от усталости. А шутники пусть убирают со стола, – улыбается Анна Степановна.

Я читаю между строк: мать хочет остаться наедине со своими мальчиками.

Я не обижаюсь, непритворно зеваю и желаю всем спокойной ночи.

Пока остальные собирают со стола грязные тарелки, Данила настигает меня у дверей и, притворно рыча, сжимает в объятиях.

– Эй, ты чего рычишь?! – смеясь, бросаю взгляд на остальных. Обниматься под гнётом трёх осуждающих взглядов не хочется.

Анна Степановна следит за нами с каменным лицом.

– Я р-р-рычу, потому что не обещаю тебе спокойной ночи. Готовься, я поднимусь следом! – хохочет Данила, не замечая их реакции.

Выходя из гостиной, я вижу, как он подхватил смущённую мать на руки и кружит с ней по комнате. Завтра рано утром сыновья отвезут её в больницу. Операция плановая, но у Анны Степановны проблемы со здоровьем, поэтому врачи боятся осложнений. Данила заранее сдал кровь, так как в городе дефицит, а у них с матерью редкая группа.

– Завтра будешь пить мою кровинушку! – напевает он, танцуя с матерью на руках.

– Прямо-таки пить! Будто я вампирша какая-то, – смеётся она.

– Да хоть и вампирша, зато самая любимая.

Анна Степановна притворно ворчит и поглядывает на меня светящимся синим взглядом, совсем как у сына.

«Вот видишь, Ника, мой мальчик любит меня, а не тебя», – говорят её глаза.

Я уважаю её материнскую нужду, поэтому киваю, добровольно оставляя ей первенство, и иду к тёмной лестнице.

Резники купили этот дом как дачу, но перестроили, утеплили, провели воду и отопление. Теперь Анна Степановна живёт здесь круглый год. Дом огромен, особенно прихожая, да и в гостиной можно устраивать вечеринки человек на двадцать. Лестница делает несколько поворотов, нависая над прихожей. Снаружи деревенская ночь, словно занавесь из чёрной ткани, только редкие звёзды нарисованы на ней серебристыми кляксами.

Щёлкаю выключателем в прихожей, но света нет. Не хочу звать Данилу, поэтому крадусь в темноте. Я безумно устала и выпила слишком много вина. В арочном окне над лестницей видна луна, и я иду на её свет, осторожно нащупывая ступени.

Снизу доносятся голоса, звон посуды. Анна Степановна смеётся. Алексей спрашивает про доставку продуктов, бывают ли перебои из-за снега. Данила напевает рекламный мотив, и его мать подхватывает мелодию.

Моя новая семья.

Я невеста.

Невесть откуда взявшаяся, невесть как заарканившая любимого сына Анны Степановны.

Невесть какая невеста.

Звёзды очень яркие, нарисуешь – никто не поверит. Словно с обычной ночью повозился неумелый любитель фотошопа. Кладу ладонь на холодное стекло, зная, что останется отпечаток. Окно наполовину занавешено, и я останавливаюсь в полосе скудного лунного света, глядя на звёзды.