Подарок «старухи-доносчицы», как ее назвал голос, оказался весьма кстати. Я орудовал вернувшимся из прошлого куском арматуры, будто фомкой, раскачивая давно прогнившую дужку замка, пока тот с лязгом не свалился к моим ногам. Путь на крышу был свободен.

Снаружи моросил тот самый гадкий дождик, сопровождавший меня по дороге в этот гадюшник. Холодные капли отрезвляли – увиденное в доме на секунду показалось страшным сном, но изогнутый кусок арматуры в руке убеждал в обратном – все предельно реально. Гудрон топорщился под ногами, многочисленные погнутые антенны казались все теми же высохшими зарослями борщевика.

Серое бесцветное небо заставляло поверить, что время остановилось – что никогда больше не наступит ни ночь, ни рассвет. Сам не зная, зачем, я подошел к самому краю крыши и посмотрел вниз – грибок засранной песочницы, облезлая «паутинка» и козырек подъезда, на котором скопился мусор.

Наверное, я бы шагнул вперед – прыгнул бы прямо в бездну, лишь бы никогда не возвращаться в эти обшарпанные вонючие конуры с их жуткими обитателями. В конце концов, я это заслужил. Но некто прервал мои размышления – схватил за шиворот и прислонил к шее какую-то острую железку.

– Не дергайся, – раздался из-за спины хриплый девчачий голос, – Кто такой?

– Андрей я, я не хочу проблем! – я устало приподнял руки.

– Не шевелись, сука! Железяку брось!

Я послушался. Почему-то кусок арматуры я бросил не с крыши, а рядом, на гудрон, словно он имел для меня какую-то ценность. Отчасти так и было.

– Погремуха твоя какая? Отвечай! – меня ткнули в спину. Стоило большого труда устоять на ногах и не полететь с крыши – вдруг, вопреки моим недавним намерениям, отчаянно захотелось жить.

– Нет у меня погремухи! Андрей я! – я старался отвечать спокойно, чтобы не спровоцировать очередного уродца.

– Давно здесь?

– Часа два-три, – точнее сказать было сложно.

– Так ты…

Я почувствовал, как давление неведомого лезвия ослабло, а потом и вовсе пропало. Медленно, чтобы не нервировать незнакомку, я повернулся.

Уродкой она, конечно же, не была. Обычная девчонка, чуть младше меня. Рыжие волосы торчали сальными прядями из-под капюшона, лицо измазано какой-то сажей, одета в джинсы и куртку из искусственной кожи. На тонкой белой шее болталось бритвенное лезвие на тонкой цепочке. В руке зажат заостренный кусок жести.

– А я – уже две недели, – ответила она, будто бы невзначай натягивая рукав на запястье. Тут-то я и заметил, что с девчонкой не так. Ее рука тлела – в самом прямом смысле, бледным слабым пламенем, просвечивающим сквозь трещины в коже, точно в обугленном бревне. Под капюшоном слабо светилась еще одна большая трещина, рассекавшая лоб надвое.

– Так ты… из этих? – разочарованно протянул я.

– Из уродов? Нет. Хер меня кто пропишет! – тряхнула девчонка волосами, – Здесь он до меня не доберется.

– Кто?

– Управдом. Ты с ним уже… Ты его слышал?

– Да, – кивнул я. Вспомнив жуткий голос в лифте, я почувствовал, как ноги становятся ватными, а в ушах гулко бухает сердце. Лучше отойти от края, от греха подальше.

– Так ты…

– Арина. Просто Арина. Без кличек, понял? – девчушка угрожающе ткнула обрезком жести в мою сторону.

– Понял-понял, – я поднял руки в примирительном жесте, – Ты вообще знаешь, какого хера здесь происходит?

– А сам как думаешь? – зло спросила она.

– Не знаю. Может, мы умерли? Попали в ад? Такой, российский? С решетками на окнах и отбитыми зеками вместо чертей? – полушутливо предположил я, внутренне надеясь, что ошибаюсь.

– Ну, тогда, наверное, мы умереть не можем, так? – неожиданно девушка ткнула меня острым куском в руку, поцарапав до крови.