Что, если акцент человекоптицы придется морю не по нраву?

– Не ундин, а русалок, ундины – импортный продукт, – буркнул Сюань Цзи, опустившись на одно колено. С трудом сохраняя равновесие, он поставил перед собой фото Янь Цюшаня, смочил руку в морской воде и начертал на палубе иероглифы его имени.

Ван Цзэ наблюдал за его манипуляциями со все возрастающей тревогой – со стороны казалось, будто Сюань Цзи проводит какой-то шарлатанский ритуал – только курительных свечей да алтаря не хватает.

– Директор…

Сюань Цзи шикнул на него, закрыл глаза и сосредоточился. Прогнав все посторонние мысли, он несколько раз повторил про себя услышанное в видении. Ему казалось, будто он когда-то знал этот редкий язык, но никак не мог вспомнить, откуда именно: то ли встречал слова на нем в древних потрепанных книгах, лежащих в беспорядке в ущелье, то ли слышал от кого-то из духов оружия… В пережитом им только что видении прозвучало всего несколько слогов, но и этого было достаточно, чтобы пробудить его память.

Детство Сюань Цзи провел бестолково. О том времени он почти ничего не помнил и лишь сейчас вдруг обнаружил, что в те годы успел освоить весьма и весьма многое – но потом все позабыл. Только когда он услышал фразу на русалочьем языке, память, до поры вытесненная в глубины подсознания, начала постепенно возвращаться к нему, но воспоминания казались разрозненными и запутанными, так что Сюань Цзи даже не знал, с какой стороны к ним подступиться.

Собравшиеся вокруг оперативники напряженно уставились на него, услышав раздающиеся из его уст странные звуки, которые «накатывали», как волны, откуда-то из носоглотки. Они звучали загадочно: низко, но мягко, словно морские глубины. Как только Сюань Цзи произнес фразу на русалочьем языке и назвал имя Янь Цюшаня, Ван Цзэ, принадлежавший к линии воды, первым что-то почувствовал, и все волоски на его теле встали дыбом.

Веселая мелодия, доносившаяся издали, тут же оборвалась.

Шэн Линъюань опустил флейту и резко вскинул голову.

– Кто это лезет, куда не просят?

Поначалу море никак не откликалось, но Сюань Цзи никуда и не спешил. Он снова и снова повторял настойчиво загадочную фразу, и, когда она прозвучала уже несколько десятков раз, глаза Гу Юэси, самой чувствительной из всех, вдруг широко распахнулись – своим «рентгеновским зрением» она увидела, что шум морских волн и звук русалочьего языка Сюань Цзи загадочным образом наложились друг на друга, образуя таинственный резонанс.

Тем временем под водой хрустальная стена уже поглотила большую часть лодки Янь Цюшаня – в камень погрузился уже и краешек головы Змеекожего, склонившегося над картой, но сам он до сих пор ничего не подозревал.

И тут вода вокруг лодки забурлила сотнями маленьких водоворотов, снова и снова с силой ударяясь о ее корпус.

Слепец, обладавший самым острым слухом, встрепенулся:

– Погодите, это что за звук? «Янь»?

– Янь…

Человеческий голос словно растворялся в воде, разносясь по ней во все стороны. В миг, когда волны ударились о лодку, он, словно обнаружив свою цель, многократно усилился.

– Янь Цюшань!

Услышав собственное имя, которым не пользовался уже много лет, тот вздрогнул всем телом. И тут же огромная волна ударилась о борт, лодка страшно затряслась, но не перевернулась – ее нос словно что-то зажало, передняя часть не двигалась, а корма тем временем трещала по швам.

Что-то тут было не так!

Раздался грохот, лодка чуть не переломилась пополам, и безупречная иллюзия лабиринта наконец спала, явив взорам хрустальную стену, в которой они все едва не оказались. Спутники попятились на корму, Змеекожий завопил и дернулся, его лоб залило кровью – вырываясь из прозрачного камня, он оставил в стене клок волос вместе с кожей.