– Вы… можете проверить, как они там? – попросил он.

– Не надо, – сразу сказал Кабриолет, – не смотрите.

Не могу, подумал старлей с тоской. Не мое это, надо было в инкассацию устроиться, как Лёха, или в банк. Сидел бы сейчас в кожаном кресле, пропуска проверял.

Он опустил голову, покрепче обхватил сварную раму и дернул еще раз.

– Да отпустите вы ее, идиот, – сказала женщина-Мерседес у него за спиной. – Вставайте, нам пора возвращаться.

– Вы что? – тревожно спросил мальчик и попытался подняться на ноги. – Вы куда?

Он встал, шатаясь, и заглянул в салон своей раздавленной машины, туда, где было раньше заднее сиденье. В горле у него булькнуло, он заплакал.

Женщина-Мерседес оглядела рассыпанный по асфальту мусор, подобрала выкатившуюся из чьей-то сумки банку колы, открыла и просунула между прутьев. Мальчик-Фольксваген жадно схватил ее здоровой рукой, поднял к разбитым губам и начал пить, захлебываясь и всхлипывая. Газировка стекала у него по подбородку пенными розоватыми струйками.

– А с ним как? – спросил старлей. – Тут, что ли, оставим?

Мальчик вздрогнул, подавился и заморгал. Глаза у него были круглые, ресницы слиплись от слез.

– Снимите рубашку, – сказала ему женщина-Мерседес, – и обмотайте руку как можно плотнее.

– Нет, – ответил он тут же, старательно не глядя вниз, на свой жуткий раздробленный локоть. – Нет, я не могу, я скорую подожду.

– Слушай, – начал Кабриолет, – мы сейчас сходим и приведем кого-нибудь…

– Нет, давайте подождем! – крикнул мальчик, уронил недопитую банку себе под ноги, зажмурился и даже сжал уцелевший правый кулак, как ребенок в магазине игрушек. – Просто подождем, ну пожалуйста, они сейчас приедут!

– Так, всё, пошли, – сказала женщина-Мерседес и посмотрела на часы.

– Может, я с ним посижу? – предложил старлей безрадостно. – А вы доктора приведете.

– Ну уж нет, это ваша работа, старший лейтенант, – сказала она ядовито. – Так что отправляйтесь и ищите ему врача сами. У меня нет на это времени.

Она повернулась и зашагала прочь, стуча своими сердитыми каблуками, и старлей с Кабриолетом поспешили за ней с одинаковым облегчением, как будто остаться в пустом и гулком куске тоннеля рядом с машиной, полной мертвых тинейджеров, без горластой неприятной бабы в самом деле было страшно.

Сзади выл и бился в своей клетке мальчик-Фольксваген, который разглядел наконец ряды брошенных автомобилей, включенные фары и разбросанные вещи.

– Подождите! – кричал он им вслед. – Куда все делись? Вы вернетесь? Ну пожалуйста, не бросайте меня! Я не могу тут один!

ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 июля, 00:52

Наблюдать за борьбой капитана с решеткой оказалось совсем неинтересно. Дергать и пинать ее он перестал довольно быстро, несколько раз прошелся уже вдоль нее от одной стены к другой и теперь просто стоял, заложив руки за спину, и сверлил ее взглядом, словно от самого этого взгляда непокорная стальная штуковина должна была с минуты на минуту устыдиться и растаять. Тучная Капитанова спина по-прежнему излучала негодование и уверенность, но решетка явно победила, и толпа заскучала.

– Слушайте, вы мне все ноги уже отдавили, – сказала какая-то женщина. – Обязательно вот так прижиматься?

– Я не прижимаюсь, – отозвался возмущенный мужской голос. – Очень надо!

– Так отойдите на шаг, раз не надо, зачем в затылок дышать?

– Да куда я отойду-то, извините, напирают же сзади!

– А вы скажите, чтобы не напирали, не в очереди, слава богу!

– Женщина, ну что вы пристали к человеку, а сами, между прочим, своей сумкой синяков уже всем наставили!

В общем, разгоралась обычная будничная склока, какая могла бы возникнуть в переполненном трамвае или на почте в день выдачи пенсий, и разгоралась задорно, с каким-то даже облегчением, потому что на контрасте с немой иссушающей недавней паникой это было нормально, да что там – необходимо. Можно было отвлечься наконец и не разглядывать страшноватые бетонные двери с непонятными цифрами, раз торчал перед ними мордатый идиот-полицейский в пропотевшей форменной рубашке, и двери эти стали теперь его проблемой. Хоть на время, подумал Митя, потому что поверх привычного нестрашного шума вновь послышался голос, ясный и звонкий, как на пионерской линейке, и все сразу опять развалилось.