– Ты знаешь, что приключилось с любопытной Варварой?

– Знаю. Нашей соседке Варьке Терновой не только нос оторвать надо. Стоило бы и вообще прибить ее.

– Чего так?

– Да замучила уже! Сено у нас по ночам тащит Варька. А что против сделаешь? Хахаль-то ее Петька Клинько полицай, он при власти. – Парень сплюнул на землю. – А нам это сено ой как тяжко дается. Вдвоем и косим, и скирдуем. Хорошо, сосед иной раз помогает. Он отцу другом был. Корову-то кормить надо. Она хоть и старая, но молоко покуда дает. А насчет болота я чего интересуюсь. У Витюхи дед древний, под сто лет уже. Помнит еще Царя-освободителя, того, что крепостное право отменил. Он на германской воевал, ноги лишился, пережил революцию, Гражданскую войну, видал, как колхозы собирались. Много чего помнит. Среди всего прочего и то, как церковь в заброшенном селе Боровка рушили. Священник успел все ценное оттуда вывезти и, как люди думали, притопил в болоте. Его, понятное дело, расстреляли, дом под сельсовет забрали. А на селе тогда один упырь жил, как звать, не помню. Ну и решил он отыскать клад попа. Далеко спрятать золото, серебро и иконы тот не мог. Стал мужик ощупывать болото от села вглубь леса. Сына помощником с собой взял. Тот и рассказал, как отец слегой в одном месте вроде на что-то наткнулся и решил зайти в болото. Шаг сделал и провалился по грудь. Сын хотел к нему дерево нагнуть, да не успел, затащила топь в момент. Потому и удивляюсь. Болото непроходимое, а вы тут обжились.

Лесин поморщился.

– Забудь об этом. Где мы, чего мы, тебя не касается.

– Зря злишься. Спросил просто. Не хочешь, не говори, но странно все одно. Закурить хочешь?

Паренек наступил на больную мозоль.

– Что, угостить можешь?

– Могу. – Кирюха достал из кармана пачку немецких сигарет «Рамзес».

– Откуда они у тебя?

– Знамо не на рынке купил. У немецкого унтера стянул, когда тот пиво в заведении на Купеческой улице пил. Кружку и пачку на столе оставил, а сам в сортир ушел. Ну я и забрал. Там была еще зажигалка, с орлом таким и какими-то большими буквами. Я ее на буханку хлеба променял.

– С ума сошел! А если бы поймали? Знаешь, что за это полагается?

– Я аккуратно, никто не видел. Так будешь?

– Нет. И тебе запрещаю. Во-первых, нельзя тут курить, во-вторых, мал ты еще.

Парень усмехнулся:

– Да я с двенадцати лет курю.

– Ну и дурак.

– Не обзывайся. Ладно, пойду я!

– Если решил порыбачить, то в поселок попадешь, когда комендантский час начнется.

– И что? Мы на Старой улице живем, это за железной дорогой, можно сказать, отдельно от поселка. Полицаи там редко бывают. Они все больше в центре.

– А соседской бабы сожитель?

– Тот, когда приходит со службы, нажирается до чертиков вместе с теткой Варькой. Ему ни до чего дела нет, когда не надо сено наше воровать. Дойду, а и поймают, найду чего сказать. Хотя бы то, что сосед за самогоном послал.

– Лучше не попадайся и обойдись без рыбалки.

– А вот это уже мое дело.

– Ладно, иди.

– Дядьке Киселю чего передать?

– Был у нас, все сказал.

– Угу! Ну давай, дядька, неси службу.

Парень отполз от дозорного, встал, подтянул штаны и побежал через поляну, только голые пятки засверкали.

Проводив его взглядом, красноармеец Лесин повернулся к болоту, трижды крикнул кукушкой и услышал тот же ответ.

Вскоре на пост вышел командир группы «Удар-15» капитан Рябинин.

Свободный проход по болоту на самом деле объяснялся просто. Топь в этом районе изобиловала островами, в основном малыми, но был и довольно большой, Глухой, как называли его советские диверсанты. Он находился в восьмистах метрах от того края болота, где стоял пост. На полпути к нему располагался невеликий остров Белый, именуемый так из-за того, что на нем росли одни березы. Острова и сушу соединяла гать, затопленная на пять-десять сантиметров, способная пропустить группу, состоящую из пятнадцати вооруженных бойцов.