– Слава богу, американцы наконец посмотрели на эту шумиху вокруг Чернобыля более трезвым взглядом, – вещал Ядерная Шишка. – Погибло тридцать два человека. Согласен, это ужасно, однако месяц назад авиакатастрофа унесла сто девяносто с лишним жизней. Не знаю, как вы, а я что-то не слышал воплей: «Закроем авиалинии!» Да, это страшно, когда погибают тридцать два человека, но зачем же делать из мухи слона, как эти протестующие чудики? Тоже мне, Армагеддон! – Тут он заговорщически понизил голос. – Они же психи, как те ларушисты[34], только в некотором роде опаснее их, потому что умеют косить под нормальных людей. Дайте им то, чего они требуют, – и завтра поднимется крик: «Почему не работают наши фены? Почему отключился блендер? Как же я приготовлю мой макробиотический завтрак?»
Гард уже перестал видеть в нем человека. Над белым воротничком рубашки торчала волчья морда. Она хищно вращалась, поблескивая зеленовато-желтыми глазами и свесив розовый язык. Арберг одобрительно хрюкнул, загружая в щетинистое рыло очередную порцию объедков. У Патрисии теперь была узкая лоснящаяся голова гончей. Декан с супругой превратились в горностаев. А жена электрика стала испуганным кроликом в толстых очках, за которыми бегали красноватые глазки.
«О нет, Гард!» – только и простонал его разум.
Джим на миг зажмурился. Люди снова стали людьми.
– Кстати, все эти протестующие молчат на своих митингах об одном, – продолжал Тэд Ядерная Шишка, оглядываясь вокруг с видом адвоката, достигшего кульминации выступления. – За тридцать лет в Соединенных Штатах Америки не зафиксировано ни единого смертного случая, хоть как-то связанного с мирным применением атома. – Тут он скромно улыбнулся и допил свое виски.
– Что же, вы всех нас успокоили, – подал голос человек, напоминающий декана. – Думаю, теперь мы с женой…
– А вы в курсе, что Мария Кюри умерла от радиоактивного заражения? – дружелюбно спросил Гарденер, и все головы развернулись к нему. – Да-да. Лейкемию вызвало прямое воздействие гамма-лучей. Она стала первой жертвой в длинной цепочке смертей, приведших к созданию вашего хваленого «Ирокеза». Знаете, Мария Кюри провела очень много исследований и старательно документировала их результаты… – Джим обвел взглядом внезапно притихшую комнату. – Но все ее записи заперты в одном из парижских подвалов. Со свинцовыми стенами. Тетради до сих пор целы, но так облучены, что никто к ним не прикасается. А насчет погибших в Америке – трудно сказать. Комиссия по атомной энергии и Управление по охране окружающей среды ни за что не откроют вам правды. – Патрисия помрачнела. Арберг продолжал обчищать и без того разграбленный столик. – Пятого октября тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, – сообщил Гарденер, – в реакторе Энрико Ферми, в Мичигане, частично расплавился топливный элемент.
– И ничего не произошло! – Тэд Ядерная Шишка развел руками, как бы говоря собравшимся: вот видите? Что и требовалось доказать.
– Да, не произошло, – отозвался Джим. – Бог весть почему. Боюсь, что, кроме него, это никому больше не известно. Цепная реакция остановилась сама по себе. Строители-подрядчики вызвали инженеров. Один из них с нервной улыбкой сказал: «Парни, мы только что чуть не лишились Детройта». И грохнулся в обморок.
– Но мистер Гарденер! Это было…
Поэт поднял руку.
– Посмотрите на статистику смертей от рака в районах вокруг любой АЭС по стране, и вы обнаружите аномалии. Внушительные отклонения от нормы.
– Это полная чушь, и к тому же…
– Я не закончил. Это уже ничего не изменит, и все же позвольте договорить. Задолго до чернобыльской катастрофы русские пережили еще одну аварию ядерного реактора, в местечке под названием Кыштым. Правда, в то время премьером у них был Хрущев, и КГБ куда лучше умел держать язык за зубами. Судя по всему, использованные стержни просто сбрасывали в неглубокую яму. А что особенного? «Тогда это показалось уместным», – как могла бы сказать мадам Кюри. Произошла реакция окисления, только вместо оксида железа, или попросту ржавчины,