Пока Захар был сам в ванной, я быстро переодеваюсь. Его футболка для меня как платье, но все равно надеваю шорты под низ. Смотрю на себя в зеркало и до сих пор не могу поверить во все происходящее.

Это же надо было так вляпаться?

С другой стороны, будет что детям в старости рассказать.

— Выглядишь отменно, — говорит Захар и я поворачиваюсь к нему.

Волосы растрепанные, влажные, халат скрывает его наготу. Но мне все равно становится неудобно.

— Давай я отвернусь, и ты переоденешься, — резко разворачиваюсь и отхожу к окну. — Мы на втором этаже? — смотрю вниз и вижу красивый сад.

Там яркие розы, которые красиво подсвечены голубыми огромными световыми шарами. Белые камушки между цветами, изумительно переливаются.

— Да. Садовник тщательно следит за ними. Когда мать организует праздники, всегда хвалится своим розарием. Это ее любимые цветы, она светится, когда кто-то привозит необычный сорт из другой страны.

— А сама она за ними не ухаживает?

— Ни разу не видел.

— Как отец догадался, что ты специально это все подстроил? — задаю вопрос и чуть поворачиваю голову.

На его бедрах уже сидят спортивные штаны, и он ловит мой взгляд, а следом натягивает футболку, которая обтягивает его идеальное тело.

Слава богу, что одежда на мне скрывает мои округлости.

— Его всегда было сложно провести, наверное, поэтому он добился много в этой жизни. Но могу сказать одно, он знает, что свадьба фикция. Поэтому так теперь и настаивает. Если бы Милана не сунула свой нос, то, вероятно, завтра бы я остыл и ничего этого не было...

— А почему она так сделала?

— Злиться... — спокойно поясняет Захар и грустная улыбка появляется на лице.

— Почему?

— Раньше, еще в школе мы с ней встречались. Но как только Макар вернулся из-за границы с учебы, она переметнулась к нему, — боль в глазах была очевидна.

И мне нравится, что он не скрывает эти эмоции рядом со мной.

— И он позволил? То есть... ну, это же твои родственники, — мне было не по себе от этой истории, но как такое мог сделать родной брат?

— Он сделал то же самое, что когда-то сделал я. Отбил у него девчонку и стал с ней встречаться. Макар повзрослел, вернулся крепким, умным и я даже оглянуться не успел, как они вместе.

Что-то он скрывает. Недоговаривает. Я это чувствую, но теребить душу больше не буду. Потому что это ему причиняет боль.

— А что случилось накануне? — опять цепляюсь за его слова и стараясь выудить что-то полезное.

Почему я это делаю? Даже спрашивать себя боюсь. Потому что ответ и так лежит на поверхности. Делаю глубокий вдох и жду ответа...

— Как я и говорил, повздорил с матерью на тему бизнеса, жениться и своего разгульного образа жизни. Она вспомнила про всех братьев и их невест, я психанул и ушел. Прокатился по городу и решил купить ей торт в твоей кондитерской...

— Пышечной, — поправляю и он улыбается.

— Пышечной, а там ты! Ослепила настолько сильно, что уйти без своей конфетки уже не мог.

Вот теперь боли в его взгляде нет. Искры ехидства, в голосе ирония. А самое главное легкость. Он не напрягается сейчас, расслаблен. Вот теперь можно идти к родителям.

— Почему пышечная? — спрашивает и я иду к нему.

— Отец всю жизнь хотел видеть меня в форме, просил пойти учиться в другом направление. А я хотела готовить. Мы часто ругались об этом, а бабушка жила с нами. Всегда была моей защитой и опорой. А когда она умирала, просила, чтобы я не забывала про сладкие пышки. Ей нравилось, как я готовлю. Можно сказать, бабуля, стала для меня точкой невозврата. После ее смерти, я пошла и открыла свою пышечную...