– Тюрьма все-таки.

– Все равно опять к нам попадет.

И он засвистел в свой пиратский свисток. Видя, что никто не отзывается, он спрятал колбасу в карман, вытер сальные лапы о косынку и загремел ключами:

– Пошли!

Щупляк степенно попрощался со мной за руку:

– Удачи тебе!

– И тебе всего хорошего! – ответил я, подумав, что и в лагере, и тут все желают друг другу удачи – главного в бродяжьей жизни.

Марк сноровисто собрал вещи: спрятал фотоаппарат в чехол, диктофон – в сумочку, папки и бумаги – в портфель. Я взял ящичек для отпечатков. Мы вышли из здания и под грызню овчарок направились к проходной. Возле будки остановились. В окошке показалась розовая, словно ошпаренная харя. И, очень недобро поглядывая на меня из-за решеток, сообщила, что у меня паспорт просрочен и надо заявить в полицию.

– Вот! – тыкался мясистый палец в паспорт.

– Продление на другой странице, – вежливо ответил я.

Харя перевернула страницу и, шевеля губами, долго читала текст. Потом заулыбалась, как свинья из прутьев хлева:

– А!.. У!.. Э!.. О’кей!.. А то мы видим – непорядок!

И решетки разъехались, выпуская нас на волю, где и дышалось легче, и было как будто даже теплее, хотя на елях все еще лежал слой розоватого инея, а на земле кое-где виднелись серые пятна талого снега.

По дороге в лагерь Марк все удивлялся, что мы так быстро управились. И как было бы хорошо, если бы все побродяжки были так сговорчивы и покорны! Правда, Марк каждый раз не забывал суеверно добавлять, что, с другой стороны, это было бы и весьма плохо, потому что тогда наш лагерь обязательно закрыли бы:

– Как это с русскими немцами-переселенцами случилось: когда их поток был велик – до четырехсот тысяч в год – пришлось открывать лагеря, набирать персонал, а как поток сократился, то и лагеря пришлось закрыть. Кого-то перевели куда-то, кого-то на пенсию, а кого-то и так…

Он со вздохом принялся высчитывать проценты потерь в зарплатах и пенсиях, а я думал, что пусть те паникуют, у кого есть с чего проценты высчитывать и что терять, а мне-то с чего голову такой ерундой забивать?! Лучше о приятных вещах думать… Вот сейчас я, комендант лагеря, еду встречать новый эшелон с женским пополнением… Большие вагоны, раскаленные от тепла женских тел. Первым делом в строй поставить и вдоль строя пройтись, на лица посмотреть, в глаза заглянуть… Марк, видимо, думал о чем-то сходном, потому что, закончив с процентами, пробормотал:

– Сейчас даму из Украины будем опрашивать… – и плотоядно спросил: – А правда, что русские женщины очень красивы?

– Правда. Немки перед ними, извините, это просто истуканы с острова Пасхи.

– Да, все говорят, надо поехать, посмотреть… Хотя, знаете, с годами как-то все труднее передвигаться с места на место. Правильно люди шутят: в молодости все время чего-то хотелось, а сейчас все время чего-то не хочется!..

Я рассказал ему про одного немца, который поместил в российской «Учительской газете» брачное объявление («солидный обеспеченный моложавый немец ищет приличную женщину с добродетельными целями») и ездит теперь часто в Москву на «отбор».

Марку идея очень понравилась, и он принялся высчитывать, скольких женщин можно «отобрать» за две недели.

– Причем дамы съезжаются к нему со всей России за свой счет, – подлил я масла в огонь. – Он платит только за ресторан и номер, где происходит отбор.

– О, это хорошо, Россия велика, дорога дорого стоит. И он до сих пор наверняка холостой? Никак не отберет? – развеселился Марк. – И жениться пока вообще не собирается, наверно!.. Знает он русский язык?