– Все, уже все позади, – вздыхаю облегченно, возвращая мелкую на землю.

– А-ах! – неожиданно женщина вскрикивает и присаживается.

– Что случилось? – закрываю Милану своим телом, чувствуя, как плечо обжигает пуля…

Клонюсь к земле, укрывая девчушку собой. Держусь за ускользающее сознание, видя карусель событий словно сквозь грязное стекло – чужие ботинки, сапоги, дула ружей и слыша приказы подчиниться…

Усилием воли заставляю себя держаться. Стискиваю зубы что есть силы, намеренно доставляя себе боль. Нельзя терять сознание… Я как минимум придавлю своей тяжестью малышку, а максимум… Даже думать не хочется, что может случиться. Няня протяжно охает, а Милана беззвучно плачет. Сердце грохочет, как дизельный двигатель, а глаза застилают пот и слезы. Неужели, все затихло? Слышу лишь голосок девочки и женские всхлипывания.

– Федоровский, стоять! – мимо нас проносятся ребята, взвивая клубы пыли. Она забивается в ноздри и оседает горечью в горле, вызывая желание закашляться.

Замираю, прикрывая ребенка собой, а потом поднимаю голову, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. По периметру территории бродят СОБРовцы, а в круге электрического света, льющегося из уличного фонаря, стоит Свирепый.

– Всеволод Ива… – пытаюсь крикнуть, но руку пронзает острая боль.

Да я, оказывается, мокрый… Рубашка насквозь пропиталась кровью, как и одежда девчушки. Она поднимает на меня испуганный взгляд и начинает громко плакать.

Господи, какая же она умница… Иначе нас никто бы не увидел. А у меня нет сил позвать на помощь, я все их растерял, пока пытался сохранять сознание.

Не понимаю, сколько проходит времени – минута или целая вечность? Или все же минута? Обнаруживаю себя лежащим на сидении небольшого микроавтобуса. Надо мной маячит лицо врача в смешных очечках, а справа сидит взволнованный Свирепый. В свете тусклой лампы толстая цепь на его шее переливается, как гребаный самоцвет.

– Где…я? – выдавливаю хрипло, облизав пересохшие губы.

– Тише, тише, Глеб Андреевич, вы потеряли много крови, хоть рана и прошла по касательной. Вас зацепила пуля. А Иван Васильевич наложил повязку. Жить будете, – мнется он. – Зря я разрешил вам самовольно гулять по территории, надо было оставить вас в машине и…

– Как это зря? Я увидел похитителей и вывел заложников из здания, пока ваши ребята кидали дымовые завесы черт те куда! И прикрывал девочку своим телом, пока вы ловили бандитов. Кстати, где они? Удалось поймать?

Боже, только не говори, что они убежали… Такого провала Каролина не потерпит. Она просто не простит… Да и я, заплативший Свирепому целое состояние, не потерплю такой халатности. Прищуриваюсь, чтобы разглядеть ответ в глазах Всеволода… Он может ничего не говорить, я уже знаю…

– Им удалось скрыться, – тягостно выдыхает он.

– Господи! Вас же была здесь целая куча! Как вы могли допустить это?! Знаете что, вы…

– Я верну часть гонорара, не беспокойтесь, – Свирепый поднимает ладони в примирительном жесте. – Мы недооценили преступников. В кустах их ждали еще двое неизвестных. В темноте мы не смогли разглядеть их приметы. Они замаскировали машину ветками, словно ожидая подходящего момента, чтобы свалить. Преступники готовились к отъезду.

– Я услышал обрывки разговора похитителей. Приказа оставлять девочку в живых не было. Думаю, они хотели убить заложников и вывести тела в лес.

– Возможно. Мне сразу показалось странным, что на территории не оказалось машины.

– Почему ваши парни не изучили местность до операции по захвату? Черт, о чем уже сожалеть? Где девочка? – приподнимаюсь на предплечьях, морщась от боли.