Хорошо, что нет Ольги! Она бы улыбнулась правым уголком рта. Не левым, а правым! Левый она кривит, когда нервничает, а правый, когда входит в Иркину спальню. Легко смеяться над Иркиным вкусом, когда ты из старой петербургской семьи, твои предки знаменитые художники, картины твоих прапрадедов в русских и французских музеях. Ольга говорит «мы с Иркой из разных детских». Конечно, из разных: над Ольгиным диваном висят виды Павловска кисти знаменитого… не важно кого, это секрет. У Ирки над кроватью висела репродукция из журнала «Огонек». У Ольги знаменитые предки, а у Ирки нет родственников, одна мама, акушер-гинеколог на пенсии в маленьком уральском городке. Но мы уже давно из детских!

Нет-нет, Ольга не кичится своим происхождением, она согласна, что происхождение самое незначительное в человеке. Ольга ругает Ирку за плохой вкус. Но вкус тоже самое незначительное!.. Взгляды тоже самое незначительное в человеке. В человеке всё незначительно, кроме одного: что этот человек твой друг, Хомяк.

– Вот кровать, – сказала Ирка.

Казалось бы, кровать в спальне, ничего особенного. Но любой, кто смотрит сериалы, сразу поймет, в чем дело: кровать низкая, пылесос под нее не пролезает. На том, что пылесос не пролезает под кровать, построен сюжет многих сериалов: это завязка. Персонажи сериалов в первой серии прячут завещание там, где его никто не найдет: под кроватью, где никогда не пылесосят. Во второй серии закатывается под кровать кольцо, персонаж шарит под кроватью палкой от швабры… тут-то и начинается драма.

У Ирки закатилось под кровать кольцо, Ирка пошарила под кроватью шваброй – а там коробка, в коробке завещание. Зачем ПетрИваныч не в сериале, а в жизни спрятал завещание под кроватью, где Ирка никогда не пылесосит? На этот вопрос нет ответа.

Если подумать, на этот вопрос есть ответ: ПетрИваныч не предполагал, что может умереть. Думал, что когда-нибудь, через сто тридцать лет скажет Ирке слабеющим голосом «умираю, и вот моя последняя воля: пропылесось под кроватью», – а там как раз завещание. Но, скорей всего, ПетрИваныч считал, что к тому времени изобретут бессмертие, и Ирке не понадобится пылесосить.

ПетрИваныч вообще был склонен к скрытности. Ирка не знала, сколько он зарабатывает. ПетрИваныч говорил «цвети спокойно, мой тюльпан» и выдавал определенную сумму на хозяйство и ботокс. Ирка никогда не знала, на какую конкретно сумму она может цвести. Когда Ирка задумывала внеочередную косметологическую процедуру, она сообщала об этом ПетрИванычу. ПетрИваныч внимательно рассматривал Ирку, затем сверялся с синей записной книжкой, что-то подсчитывал в уме и давал ответ: ну, что же, устранить носослезную борозду мы можем себе позволить, а вот изменить форму глаз для придания свежести взгляду в этом месяце нам не по средствам. Мне было бы обидно, если бы Андрей раздумывал, придать ли свежести моему взгляду или и так сойдет, но финансовые отношения в каждой семье построены поразному.

После смерти ПетрИваныча Ирка запаниковала: как тюльпан сможет цвести на свою зарплату в театре? Алена в утешение хотела подарить Ирке какую-нибудь приятную мелочь: операцию по изменению формы ушей или липосакцию щек. Ирка отказалась: «не хочу рисковать ушами». Всякий раз смотря в зеркало, она будет думать – вот уши, подарок Алены. Но что, если они с Аленой поссорятся? Алена благородный человек, она никогда не стала бы требовать уши обратно, но Ирка привыкла быть независимой.

Но если бог дает желание улучшать свою внешность, он дает и способ: пробирки, водяная баня, эфирные масла, вазелин. Термометр. Ирка начала делать кремы: мазала себя, меня, гардеробщицу, актрис и режиссера. На сегодня у Ирки уютный подпольный бизнес: все в ее театре, от гардеробщицы до главного режиссера, покупают Иркин дневной крем, ночной крем, а также крем для губ. Ирка говорит «мой бизнес на самоокупаемости»: доходы от продажи кремов равны расходам на их приготовление. Хомяк планирует расширяться: в ее планах крем для век.