– Может, я и правда неосознанная?

– Что? – Артём вопросительно вскинул бровь.

– Я очень хочу с тобой уехать, и мне все равно, что потом будет. Даже если случится что-нибудь плохое.

– Плохого не случится. – Он приподнялся, облокотившись на подушку. – Будет только хорошее. Обещаю. Ты же мне веришь?

Жаловаться маме Марианна Яковлевна не стала, зато Носков доложил о пятничном происшествии.

– Почему ты мне ничего не сказала? Это что же такое? Ты что, собиралась сбежать? У тебя вообще совести не осталось? – весь вечер кричала мама. – Мне что, теперь запретить тебе в школу ходить?!

Эти дни она разговаривала со мной только на повышенных тонах.

– Мам, пожалуйста, хватит ругаться. Я больше не могу.

– Твой Артём не понимает, что и на него управу можно найти? В организации, где работает Владимир Петрович, и такие вопросы решают. Пусть устроят ему хорошую трепку, чтобы знал, что не все в жизни дозволено.

– Хочешь нанять людей, чтобы они побили Артёма? Мам?!

– До некоторых доходит только по-плохому.

– Ты же меня сама всегда учила, что силой ничего не решается.

– Да! Но я уже не знаю, что и делать.

В желтом свете кухонного абажура было видно, как в темное окно бьются снежинки. Из маминого компьютера доносилась тихая успокаивающая музыка. Я накрыла ее руку своей, и на секунду мне показалось, что все еще можно исправить и вернуть, как было год назад, когда я не знала Артёма и верила, что моя мама – самый лучший человек на Земле.

– Нужно связаться с его опекуном! – оживилась вдруг она. – Не помню, как его зовут. Звонил мне тогда летом. Уж у него-то должны быть способы воздействия на своего подопечного. Если у человека нет родителей, это не значит, что его нельзя приструнить.

– Артёму двадцать, и Костров уже ничего не решает. Только финансовые вопросы.

– Только финансы? – Мама многозначительно посмотрела на меня поверх очков. – Это значит, что он решает все.

– Ты же не собираешься ему звонить? – испугалась я.

– До нашего отъезда осталось чуть больше двух недель. Поверить не могу, что это безумие когда-нибудь закончится.

Теперь, после того воскресенья, Нина постоянно звонила мне, писала и требовала встречи. Я изо всех сил старался ее игнорировать, сбрасывал звонки и серьезно думал о том, чтобы сменить номер.

А в следующий понедельник, возвращаясь из универа, я обнаружил ее возле своего подъезда.

Чтобы Нинка Миронова прогнулась и мерзла в темноте, карауля парня, должно было произойти нечто сверхъестественное. Она никогда не стала бы так мучиться ни из-за Ярика, ни из-за Тифона. Для нее вообще не существовало ничего важнее собственного комфорта.

Спрятавшись за спинами впереди идущей пары, я успел свернуть во дворы раньше, чем она меня заметила.

Дома ждал ужин, долгожданное тепло и отдых, но из-за озабоченной рыжей неврастенички я был вынужден одиноко скитаться по темным зимним улицам.

Аккумулятор телефона на морозе стремительно разряжался.

В прежние времена я, не раздумывая, пошел бы к Тифону, но теперь его квартира пустовала, а Лёха к себе никогда не звал. Все срослось как-то само собой, я просто шел дворами, шел и остановился уже перед домом единственного человека, который мог прекратить этот дурдом.

На Ярославе был коричневый кардиган и бежевые домашние штаны в мелкую клетку. Темные волосы заметно отросли, стрижка тоже изменилась. За эти три месяца, пока я его не видел, он как будто повзрослел и еще больше посерьезнел.

– Извини, что так нагрянул. – Я потер руки, согреваясь. – Как дела?

– Да так. – Ярослав пожал плечами. – Ничего интересного.