Смотреть на неё любому половозрелому будет мало — хочется трогать, а трогать она себя не даёт. Даже любые разговоры старается свернуть побыстрее, как будто диалог для неё обуза. И это я тоже понимаю. Стелла другая. И дело не только в возрасте и в том, что она жена генерального. Думаю, она всегда была такой: выстраивающей границы. Остается лишь говорить всё, что хочется, и тем самым её смущать. Пусть лучше раздражается и краснеет, чем говорит сухим тоном, которым ей так нравится ставить меня на место, и снисходительно смотрит.

— Так, что у тебя, Стелла? 

Его глаза цвета грязной осенней лужи даже на секунду не меняют своего выражения. Тот же безразличный взгляд достаётся всем остальным. 

— Я работаю над планом внедрения нового проекта. Большую часть отнимают маркетинговые исследования и расчёты, поэтому мне пока не о чем рассказывать.

— Совещание — это обсуждение проделанной работы для всех без исключения. Учти это на будущее. Отчёт занесёшь мне после его окончания. 

Она плотно сжимает губы и убирает волосы за ухо. Я смотрю себе на руки. Это нормально, что меня физически корёжит от того, что ей сейчас неудобно перед всеми вокруг? На хрена она вообще сюда вернулась? Слушать чужие внушения, да ещё такого мудака как Родинский, — точно не для неё. 

Меня он не трогает. Хотя пытался пару раз в самом начале. Заявил, что хочет получать расписанный от и до план моего инвестиционного анализа, чтобы, прочитав его, он смог бы запросто пролезть ко мне в голову. Я пояснил, что заниматься многочасовым бумагомаранием не буду и что, если его такой подход не устраивает, готов встать и уйти. На том мы и сошлись. Но Родинскому ситуация с моим неподчинением, разумеется, как кость в горле, потому что он привык держать всех на коротком поводке. Так он чувствует себя богом в окружении мух. Даже Стелла для него вроде бабочки, которой он при желании может запросто переломить крылья. 

Кто я для него? Наверное, какой-то неведомый гибрид муравья и землеройки, к которому он никак не может найти подход. Выбрасывать меня из дрессированного зоопарка пока рано, так как я привлекаю слишком большое количество посетителей. Но я не обольщаюсь: когда-нибудь его желание стукнуть тапкой возьмёт верх и мы с ним распрощаемся.

После совещания Стелла запирается у себя в кабинете и больше из него не выходит. До вечера я ищу повод зайти к ней, но тут сообразительность мне отказывает. В следующий раз вижу её на парковке, когда она садится в его многомиллионный катафалк. Смотрю, как тонкие щиколотки скрываются за увесистой чёрной дверью, и принимаю решение наведаться в бар.

Бар — это небольшое заведение через дорогу от моего дома. Это место — мой главный поставщик вечернего секса. По-моему, парни, жалующиеся на то, что нынешние девушки охренели и их подкупают только деньги — закомплексованные нытики, оправдывающие таким образом свою тупизну и неумение общаться. Я никогда не ухожу отсюда один. С девушками всё очень просто. Они обожают внимание и настойчивость. Они не любят проявлять инициативу, потому что хотят чувствовать себя достойными того, чтобы её проявляли другие. Они любят, когда за них платят. Но не потому, что они меркантильные суки, как многие считают. Для них оплаченный счёт — это уверенность в том, что они заслуживают заботы. И к тому же мне нравится с ними разговаривать. Многие из них далеко не глупы.

— У тебя очень мило, — повторяет Ангелина излюбленную фразу всех моих гостий и увлечённо оглядывает стены гостиной. 

— Спасибо. Будешь чай или кофе? Вина, к сожалению, нет.