– Завтра в первой половине дня привезешь этот чертов паспорт, – буркнул Кочемасов.

Он, казалось, был не так уж и разозлен. Это поначалу удивило Воронцова, но потом он понял – Богдан уже успел позвонить Полкану и доложить обо всем, что с ними сегодняшним вечером произошло. Воронцов погасил свет в квартире и подошел к окну.

На улице уже было темно, и цвет стоящей у подъезда машины Воронцов вряд ли смог бы определить, но марка была до боли знакомой – «опель». «Черт бы их побрал! Даже на ночь выставили дозор».

В половине двенадцатого из Лондона позвонил Бэлл. Он был радостно возбужден. Наверное, и сам еще не мог поверить в то, что выбрался живым и невредимым из этой жуткой России. Для него Россию олицетворял Богдан, возможно, уже на всю оставшуюся жизнь. Картина – пакостнее не придумаешь.

– Я хочу поблагодарить тебя, Алекс, за теплый прием в России, – с чувством говорил Бэлл. – Я долго буду вспоминать эту поездку.

«Это уж точно», – подумал Воронцов.

– Жду тебя, Алекс! Двенадцатого, да? Я тебя буду встречать двенадцатого.

– Да, – с запинкой отозвался Воронцов. – Непременно приеду.

Бэлл, наверное, с комфортом потягивает виски, сидя у камина…

– У тебя есть камин, Ленард?

– Что? – удивился англичанин.

– В твоем доме есть камин?

– Есть.

Голубая мечта детства. Огонь горит в камине, медвежья шкура на полу… И главное – рядом ни Кочемасова, ни Богдана, вообще никого. Все это очень далеко и потому почти нереально.

– Я приеду, – повторил Воронцов. – Обязательно.

Потом он позвонил Хельге.

– Привет! – сказал он просто. – Это я. Все в порядке?

Это он спросил о паспорте – осторожно, опасаясь, что его разговоры могут прослушивать. Хельга, умница, все поняла и ответила коротко:

– Да.

– Я перезвоню тебе.

Имелось в виду, что паспорт у нее останется до тех пор, пока он не даст сигнал.

– Мы встретимся? – спросила Хельга.

– Ты хочешь взять у меня интервью?

– Да. Такое, знаешь, продолжительное.

– До утра, – подсказал Воронцов.

– Почему бы и нет в самом деле.

– Уже лечу! – воодушевился Воронцов.

Ему понадобилось полчаса на то, чтобы побриться и вообще привести себя в божеский вид. Шампанское он взял из холодильника, конфет только не было, но это поправимо.

Захлопнул дверь, спустился вниз. Едва он вышел из подъезда, как в «опеле» произошло какое-то шевеление. Воронцов, не таясь, подошел к машине, открыл заднюю дверцу, сел на сиденье и предложил доброжелательно:

– Поехали, ребята.

Те двое, что сидели в машине, похоже, несколько растерялись.

– Все равно – куда я, туда и вы, – развел руками Воронцов. – Так чего ж нам в разных машинах ездить.

Именно так сейчас надо было с ними – ни в коем случае от них не прятаться. Пусть успокоятся.

– Куда едем? – поразмыслив, спросил тот, что сидел за рулем, и завел двигатель.

– Туда, где ты сегодня утром дежурил, – засмеялся Воронцов. – Не забыл еще?

Парень рванул рычаг коробки передач – излишне резко, как показалось Воронцову.

– Да ты не нервничай, – еще больше развеселился Воронцов. – Я не в претензии. У каждого своя работа. Да, и вот еще что, – вспомнил он вдруг. – Останови где-нибудь у ночного магазина, конфет купим. К даме едем все-таки.

– Все вместе? – осведомился тот, что за рулем.

– А ты шустрый, – оценил Воронцов. – Но сегодня тебе придется ночевать в машине. Я же тебе объяснил уже – каждому свое.

Хельга была в вечернем платье. На столе горели, негромко потрескивая, свечи. Неплохо у них, у журналисток, это поставлено.

– Умеешь обольщать, – признал Воронцов. – Это у тебя профессиональное, да? Нравиться людям.