Старик помрачнел. Потом снова закрылся одеялом до подбородка и отвернулся к стенке…

– А вы журналист? – раздался вдруг за моей спиной женский голос.

– Да, – повернулся я и увидел женщину лет тридцати пяти. Она пришла проведать мужа, что лежал недалеко от старика Храмова.

– Напишите там у себя, что отравившиеся больные не получают никакого лечения. Промывание желудка сделали, и все на этом… – возмущенно произнесла она. – Хоть бы антибиотики какие дали.

– А почему не получают лечения?

– Врачи до сих пор определить не могут причину отравления.

– Они вообще ничего не знают, – громко произнес мужчина-посетитель в рубашке с закатанными рукавами. – Больным желудки только промыли, и все. Даже никаких таблеток не дают. Дескать, не известна причина отравления, язви их в душу.

– Говорят, приезжали из санэпидемстанции. И ничего не нашли, – подключилась к разговору еще одна женщина-посетительница с хозяйственной сумкой в руке. – А вирусологи сказали, не наше, мол, это дело – пищевые отравления. Никому, в общем, до больных дела нет.

– А щас вообще никому ни до кого дела нет, язви их в душу, – заметил мужчина в рубашке с закатанными рукавами. – Всяк сам за себя, и выживай, как знаешь. Тонуть будешь – руки никто не подаст. А вместо спасательного круга – еще и булыжник кинут…

– Это верно, – поддакнула мужчине женщина с хозяйственной сумкой. – Бесчеловечные все какие-то стали. Жестокосердные.

– А не надо было Советский Союз давать разваливать, – донесся глухой голос старика Храмова. – А то продали страну, а теперь жалуетесь.

– Да кто продал-то? – ту же парировала она. – Нас разве кто спрашивал?

– Да они чихать хотели на наше мнение, язви их в душу, – заявил мужчина в рубашке с закатанными рукавами. – И тогда на нас чихали, и теперь. Теперь, язви их в душу, даже больше на нас чихают.

– И будут чихать! – не унимался Храмов. – Потому что вы им это позволяете.

– А ты, дед, не позволяешь? – ехидно обратился к нему мужчина в рубашке с закатанными рукавами.

– Нет, не позволяю! – с гордостью ответил Лавр Михайлович.

– Когда нас лечить-то будут, вы не знаете? – спросил меня муж женщины, которой на вид было около тридцати пяти.

– Не знаю, – признался я.

– И главное, симптомы-то у всех схожие, – заговорила его жена. – Тошнота, рвота, понос, головная боль, боли в животе…

– Еще слюни постоянно выделяются, и пить постоянно хочется, – добавил ее муж.

– А еще сердце учащенно колотится, – подал хриплый голос больной, что лежал у самой двери и на койке которого сидела угловатая девочка-подросток. – И воздуху как будто не хватает.

– Повышенное выделение слюны – это саливация. А сердце учащенно бьется – это тахикардия, – подала голос пожилая дама интеллигентного вида, которая пришла к седому мужчине, лежавшему на кровати у стенки. Он тяжело дышал, часто сглатывая слюну.

– Видите: симптомы у всех одинаковые, – снова обратилась ко мне тридцатилетняя. – А чем люди отравились – врачи определить не могут.

– Да не знают они просто ни хрена, язви их всех в душу, – возмущенно произнес мужчина в рубашке с закатанными рукавами. – Устроились в институт по блату или за деньги, не учились ни черта, зачеты и экзамены покупали за деньги, дипломы тоже… Все ж нынче за деньги! Чего же они могут знать, язви их в душу?!

– А что вы ели перед тем, как сюда попасть? – обратился я к мужу женщины лет тридцати пяти.

– Ни вспученных консервов, ни мяса, ни грибов, ни рыбы я не ел, – ответил он. – Мы ели мидии. Ужинали в ресторане по случаю годовщины нашей свадьбы.

– И все? Больше до самого попадания в больницу вы ничего не ели?