Захотелось горько рассмеяться над своей слепотой и глупостью.

Подняв взгляд, он встретился со светящимися глазами Джека.

– Давай мы вытащим их отсюда, а потом ты меня добьешь, – глухо сказал тот.

Капитан покачал головой. Со смертью светляка холод исчез, вернув на место не только подвижность, но и разум.

Эта Тварь лишила его глаза.

– Как ты оказался в Рурке? Ты же воевал на стороне Тварей Унрайлы, – спросил он.

– Ты знаешь ответ, – ответил Джек. – Я был наемником, как и ты.

– Почему ты выглядишь моложе, чем есть?

– Ты знаешь ответ, – вновь сказал Джек. – Я – сфинкс. Мы стареем медленнее. На самом деле, я старше тебя почти на десять лет.

– Не буду я тебя добивать, – Капитан снял с себя плащ и протянул Джеку. – Только верни человеческий облик. Видеть тебя таким не могу.

Сфинкс моргнул, и начал изменяться. Став человеком, он взял плащ Капитана и натянул его поверх того, что осталось от одежды.

Капитан поднялся на сцену и, не глядя на лежащий рядом с Кирой разорванный труп Велада, склонился над ней. Отведя с ее лица спутанные волосы, он тихонько пошлепал ее по щекам.

– Она не очнется, – сказал Джек. – Не сейчас. Ее накачали «черным порошком». А еще они… эти подонки, они…

– Ничего не хочу знать, – сказал Капитан. – И вряд ли она захочет, когда придет в себя. Будем надеяться, что ее память окажется милосердной, и она ничего не вспомнит.

Завернув Киру в плащ Джека, он поднял ее и спустился со сцены.

– Пошли, – глухо произнес он. – Нас ждет экипаж.

Джек взял пистолет Капитана, сунул его в карман и обнял за плечи Нику.

– Я был уверен, что ты по-другому отнесешься к моей сущности, – заметил он и потянул девчонку к выходу. – Но я не чувствую в тебе желания меня убить. Почему?

Капитан кое-как открыл дверь. Вздохнул, глядя на безжизненную Киру.

– Ты знаешь ответ, – вернул он Джеку его присказку. – Ты отобрал у меня глаз, а я тебя убил. Думаю, выздоровление было долгим. Мы квиты.

Они покинули камерный зал, а потом и здание Оперы в молчании.

Проснувшись, Томас обнаруживает под дверью записку. Очевидно, посыльный не смог достучаться и оставил ее здесь.

Развернув бумагу, Томас замирает, глядя на короткое «Кира у меня», написанное рукой Капитана.

Облегчение накатывает на него волной, и он сползает на пол, не в силах стоять на ногах. Он ведь заснул под утро. Думал. Изводил себя тем, что он ничего не может сделать для спасения Киры. Казнил себя за грубые слова по отношению к Марле.

И сейчас он только и может, что плакать от счастья, размазывая слезы по лицу, так и не совершив ничего полезного.

Глупый шакал.

Жалкая шавка, недостойная называться даже Тварью, не то что человеком.

Когда его немного отпускает, он быстро одевается и спешит прочь из дома. Ему нужно увидеть Киру. Убедиться, что с ней все в порядке. А потом он отправится к Марле и упадет ей в ноги, моля о прощении. Потому что он сильно виноват перед кошкой. Потому что эта женщина согрела его, заставила почувствовать себя кому-то нужным, а он оскорбил ее, не справившись с эмоциями.

Он обязательно вымолит прощение. Но сначала увидит Киру. Согреется в ее свете, и станет обычным Томасом, а не сходящим с ума падальщиком.

Он бежит по занесенному ночным снегопадом Термитнику, спотыкаясь и поскальзываясь почти на каждом шагу. Он не обращает внимания ни на кого и ни на что. Все вокруг кажется смазанным пятном. Мир – не существует. Есть только Томас и его цель.

Осознав это, он резко останавливается и ожесточенно трясет головой, пытаясь скинуть это наваждение. Опять. Когда же это закончится? После убийства гадюки он никак не может вернуться к самому себе. Перестать чувствовать на губах свежую кровь. Такую теплую, вкусную, пьянящую… превращающую его в обезумевшего зверя.