Рейчел кивнула:

– Именно так.

Корки протянул ей камень:

– Посмотрите на срез.

Гостья с минуту внимательно разглядывала образец, не замечая в нем ровным счетом ничего необычного.

– Поднесите поближе к свету, – посоветовал Толланд. Голос его звучал тепло, дружески. – И посмотрите повнимательнее.

Рейчел поднесла камень поближе к глазам и повертела его в лучах мощных сияющих галогеновых ламп. Теперь она хорошо различала в срезе блестящие крошечные металлические вкрапления. Они усеивали все поперечное сечение, словно капли ртути. Каждая точка была не больше миллиметра в диаметре.

– Эти вкрапления называются хондрами, – пояснил Корки, – и встречаются они исключительно в метеоритах.

Рейчел прищурилась, пытаясь получше рассмотреть вкрапления.

– Должна признаться, в жизни не встречала ничего подобного в земных камнях!

– И не встретите никогда! – торжествующе провозгласил Корки. – Хондры – геологическая структура, которую на нашей планете встретить просто невозможно. Некоторые из хондр, особенно древние – возможно, они состоят из самых первых пород во Вселенной. Другие гораздо моложе, как в этом камне, который вы держите. Хондры в этом метеорите насчитывают всего-то сто девяносто миллионов лет.

– Сто девяносто миллионов лет – это мало?

– Черт подери, конечно! Для космоса и его временных рамок это просто вчера! Смысл, однако, в том, что этот метеорит вообще содержит хондры – геологическое свидетельство его происхождения.

– Хорошо, – согласилась Рейчел. – Хондры решают все. Согласна.

– И наконец, – вздохнув, заключил Корки, – если корка сплава и хондры кажутся вам недостаточно убедительными, то мы, астрономы, обладаем еще одним неопровержимым доказательством его метеоритного происхождения.

– А именно?

Корки небрежно пожал плечами:

– Мы используем петрографический поляризационный микроскоп, рентгеновский спектрометр свечения, анализатор нейтронной активности или же индукционно-плазменный спектрометр, измеряющий ферромагнитное отношение.

Толланд громко застонал:

– Ну вот, теперь он начинает еще и задаваться! Корки говорит, мы можем доказать, что камень является метеоритом, просто исследовав его химический состав.

– Эй ты, океанский парень! – не выдержал Корки. – Давай оставим науку тем, кто ею занимается, хорошо? – Он снова повернулся к Рейчел: – В земных камнях такой минерал, как никель, встречается или в очень больших, или в очень малых количествах. Третьего не дано. В метеоритах же содержание никеля обычно занимает среднюю позицию. Поэтому если проанализировать образец и при этом обнаружить, что содержание никеля в нем находится на среднем уровне, то можно с уверенностью утверждать, что образец представляет собой именно метеорит.

Рейчел ощутила легкое раздражение.

– Прекрасно, джентльмены! Корки сплава, хондра, средний уровень содержания никеля – все это определенно доказывает, что камень прилетел к нам из космоса. Я четко представляю себе всю картину. – Она положила образец на стол Мэрлинсона. – Но почему все-таки я здесь?

Корки выразительно вздохнул:

– А вам не хочется увидеть образец метеорита, который лежит как раз под нами?

– С удовольствием, только желательно еще до того, как я здесь умру.

На этот раз Корки запустил руку в нагрудный карман и достал маленький плоский камешек. По форме он напоминал компакт-диск толщиной примерно в полдюйма, а по составу, на глаз, был похож на тот самый метеорит, который только что разглядывала Рейчел.

– Это образец породы, который мы высверлили только вчера.

Корки протянул диск Рейчел.

Ничего необычного. Оранжево-белый тяжелый камень. Часть ободка оказалась черной, обожженной – очевидно, это была внешняя сторона метеорита.