– Каков уклон откоса, господин Шторбен? – спрашивал Бухгольц в другом месте.

– Две трети от прямого, господин полковник. Для конницы довольно.

Бухгольц двигался дальше.

– Рогатки готовы, господин Демарин?

– Гвоздей не хватило. Послал сержанта тягать из судов.

– Господин Кузьмичёв, вы подумали относительно апрошей?

– Предполагаю их излишними, Иван Дмитриевич. Снегом забьёт.

Ротмистр Кунов направил коня к Бухгольцу. Дозор ехал за командиром.

– Господин полковник! Я осмотреть озер! – отрапортовал Кунов по-русски. – Лес не иметь. Иметь много… э-э… трауэнверде…

– Плакучая ива, – перевёл находящийся рядом Кузьмичёв. – Ивняк.

– Да, – согласился Кунов. – И добавок много каммич.

– Камыш, – поправил Кузьмичёв.

– Что ж, ясно, – кивнул Бухгольц и указал пальцем: – А сие кто?

– Взять в плен на озере. Который смотреть тайно.

– Лазутчик, – подсказал Кузьмичёв.

Изловленный степняк стоял среди всадников дозора. Его руки были связаны, а верёвку держал Игго Берглунд.

Офицеры подходили поближе, чтобы посмотреть на первого пленника.

– Он говорить русский, – сообщил ротмистр Кунов.

– Ты кто? – с коня спросил Бухгольц, глядя на степняка.

– Я Бямбадорж, каанар зайсанга Онхудая!

– Тарабарщина, – поморщился Бухгольц, ничего не поняв.

– Его зовут Бямбадорж, Иван Митрич, – объяснил поручик Демарин. Он помнил рассказы Ремезова о джунгарских обычаях и владениях степняков на Оби. – По их меркам, он знатный человек, охранник при местном князе Онхудае. Этот Онхудай владеет всем здешним улусом и держит свою ставку в городе Доржинките в двух сотнях вёрст отсюда вверх по Иртышу.

Солдаты вокруг побросали работу и тоже глазели на пленника.

– Ты лазутчик? – напрямую спросил Бухгольц.

– Я смотреть, кто пришёл на Ямыш. Зайсанг хотел знать. Убить, жечь, взять коней зайсанг не хотеть.

– Вот, значит, и первая весточка, – удовлетворённо сказал Бухгольц. – А я всё гадал: куда азиаты провалились? Драбант, развяжи его.

Берглунд спешился и развязал верёвки на руках степняка. Потирая запястья, степняк недоверчиво глядел на Бухгольца снизу вверх.

– Ты – гость! – громко и внятно, словно глухому, объявил Бухгольц каанару Бямбадоржу и обвёл рукой строительство деташемента. – Ходи, где хочешь, смотри всё. Мы не враги. В твой город мы не идём. Здесь мы перезимуем и пойдём в Яркенд. Понимаешь меня?

Бямбадорж заулыбался и кивнул.

– Иван Григорьич, – обратился Бухгольц к Демарину, – сделайте ему визитацию ретраншемента. Ничего не укрывайте, на вопросы ответствуйте искренно. Потом накормите кашей, дайте шапку в подарок и пускай выберет себе любую лошадь.

– Слушаюсь! – Демарин шагнул к степняку и дружески хлопнул его по спине. – Пойдём, каанар, покажу нашу крепость!

– Эй, как тебя, Бамбар… дож, – окликнул Бухгольц. – У твоего князя есть люди, которые письменно читать по-русски в способности?

– У зайсанга много умелых русских невольников! – заявил степняк с простодушной гордостью.

Бухгольц хмыкнул и покачал головой.

– Митрофан Гаврилыч, – он глянул на поручика Кузьмичёва, – отпишите письмо для ихнего князя. Так, мол, и так, идём в Яркенд, намерения на баталию не имеем, словом, сами знаете. Письмо принесите мне под печать.

– Будет исполнено, Иван Митрич. Пускай Тарабукин мне бумаги даст.

Солдат Тарабукин был ординарцем Бухгольца.

– Тарабукин, поди дай.

Ренат потихоньку отъехал в сторону и направился к батарее.

Орудия были выстроены на будущем плацу ретраншемента в три ряда. Вокруг суетились артиллеристы в шапках-бомбардирках, красных камзолах без рукавов и полосатых чулках-цунках, перепачканных в грязи. Канониры и фузелёры ключами подтягивали болты и молотками подстукивали заклёпки на лафетах; приподняв стволы, мазали коломазью окованные железными шинами вертлюжные гнёзда; в нужном порядке укладывали в длинные колёсные тележки свои инструменты: правила, гандшпиги, пальники и шуфлы. Зарядные доставали из ящиков ядра, гранаты и стаканы с картечью, чтобы поменять под ними венчики из слежавшейся ветоши, иначе у снарядов тонкие запальные трубки из меди утыкались в днища ящиков и сминались.