Я постучал громче.

Шум мгновенно стих.

– Заходи.

Я откликнулся на приглашение довольно быстро и успел увидеть, как из маленького окошка каморки Костоправа, хлопая крыльями, вылетела здоровенная ворона. Вторая, точно такая же, нахохлившись, примостилась на вешалке.

– Ты меня звал?

– Да. Есть кое-какие дела.

С самого начала Старик говорил на форсбергском. Тай Дэй его понять не мог, а вот Корди Мотер, вздумай он подслушивать, – запросто. Не говоря уж о воронах.

– Я решил окончательно – выступим сегодня до рассвета. Некоторые верховные жрецы начинают думать, будто я не обойдусь с ними так, как Госпожа, и пытаются мутить воду. Сдается мне, нам лучше пуститься в дорогу до того, как они завяжут меня узлом.

Это звучало странновато – совсем непохоже на Старика. Но уже в следующее мгновение я увидел, что он сопровождает свои слова жестами языка глухонемых, и понял, что сказанное вслух предназначалось для чужих ушей.

Костоправ подтолкнул ко мне свернутый клочок бумаги.

– Прежде, чем мы выступим, разберись с этим. Проверь, чтобы не осталось никаких связанных с нами свидетельств.

– Что-что?

Это звучало не слишком обнадеживающе.

– Собирайся в дорогу. Ежели тебе и впрямь приспичило тащить с собой всю эту ораву родственничков, вели им собираться. И жди дальнейших распоряжений.

– Надо полагать, твои любимцы сообщат тебе все, что необходимо знать.

На самом деле я знал, что эти птицы никакие не его любимцы, а посланницы или лазутчицы Душелова.

– В последнее время – я бы не сказал. Но не бери в голову. Что надо, ты узнаешь первым.

Разговор вертелся вокруг пунктика, буквально сводившего меня с ума. Я понятия не имел, каковы в действительности отношения между Костоправом, Душеловом и этими воронами. Мне оставалось лишь принимать сказанное Стариком на веру, а между тем вера моя подвергалась испытаниям со всех сторон.

– Именно. Ты имеешь в виду это?

– Оно самое. Позаботься о том, чтобы все было подготовлено как следует. Без осечек.

Клочок бумаги я развернул возле одной из немногих ламп, освещавших коридор между норой Костоправа и моей комнатой. От Тай Дэя я не таился: мало того, что он неграмотен, так вдобавок и записка была составлена на официальном языке Арчи. Правда, составлена была так, словно предназначалась для не слишком смышленого шестилетки, – но оно и к лучшему. Язык этот я знал через пень-колоду и познакомился с ним лишь благодаря чтению фрагментов Анналов, записанных в тех краях задолго до моего вступления в Отряд, в те дни, когда Душелов оставалась мертвой. Видимо, оттого-то Костоправ и решил воспользоваться этим наречием. Наречием, которого она, скорее всего, не знала.

Само по себе содержание бумажонки оказалось незамысловатым. Мне предписывалось забрать прихваченные мною у Душелова Анналы оттуда, где их прятал от нас Копченый, и перепрятать – как раз туда, где мы этого Копченого держали.

Первым моим побуждением было вернуться и попытаться переубедить капитана. Мне хотелось забрать документы с собой. Но, поразмыслив, я решил, что Старик, пожалуй, все-таки прав. Душелов и все прочие, кто предпочел бы, чтобы мы находились подальше от Анналов, а Анналы от нас, наверняка уверены в том, что мы будем таскать бумаги с собой, пока не сумеем их расшифровать. Там, в полевых условиях, мы едва ли сможем обеспечить безопасность архивов. Вот и получается, что лучше спрятать документы в надежном месте, известном только Радише.

– Дерьмо! – тихонько выругался я по-таглиосски. Сколько бы языков я ни изучал, это слово представлялось мне самым важным и нужным. Да и звучало оно похоже почти на всех наречиях. Тай Дэй ни о чем меня не спросил. Он никогда ни о чем не спрашивал.