Ну а если отбросить эти тонкости, то большинство трансгуманистов сходятся, что этика постчеловека будет сильно отличаться от этики человека современного. Скорее всего, в ней отомрут узкокультурные ограничения на секс, на психотропные препараты, подвергнутся критике такие категории, как честь, долг, стыд, гордость, этикет и так далее. Ломка этих моральных вопросов происходит уже сейчас просто благодаря социальной дискуссии, даже без радикального изменения человека. Постлюди, несомненно, станут более расчетливыми и рациональными. Дискуссионным остается лишь самый главный вопрос – что будет конечной целью их деятельности.

Если пытаться редактировать гены, участвующие в процессах регулирования внутриутробного развития, то можно добиться такого порока развития, которое выглядит как хвост, но на самом деле это сросшиеся мягкие ткани конечностей. Добавить гены морских животных не выйдет, я думаю. Слишком сильное видовое отличие для живых существ помешает этой идее воплотиться. Да, растения модифицировать можно хоть как, но мы посложнее устроены.

А вот с точки зрения эволюции мы уже прошли стадию жизни в воде (а вот киты или касатки решили там остаться из млекопитающих), обратного пути быть не может. Есть интересная история наблюдения за развитием зародышей: если посмотреть от начала до конца, то вы увидите все древние эволюционные важные периоды (сначала похож на рыбку, потом на земноводное, потом на человека более или менее похож), то рудименты и атавизмы типа позвонков копчика или эпиканта передают привет из далеких времен. Вывод таков, что человеку хвост русалки не нужен уже, все это в прошлом.

Вероятно, станет.

40 тысяч лет назад уже были разные культурные объекты: музыкальные инструменты, одежда. То есть интеллектуально этот человек будет, скорее всего, совершенно нормален. Другое дело, что всякие инфекции не ждали 40 тысяч лет, а эволюционировали. И возможно, что без некоторого специального ухода такой ребенок будет очень подвержен современным инфекциям. Конечно, адаптивный иммунитет формируется при контакте с патогенами, и если ребенка кормить грудью, то ему достанутся и антитела его современной кормилицы, но может быть, что какие-то патогены для него будут все равно более опасны, чем для современного человека.

Проблема с иммунитетом встала бы на первый план, если перенести в наше время не младенца, а взрослого.

На поверхности лежит несовершенство технологии, которую еще нужно отрабатывать на животных и едва ли возможно отработать на людях – со всеми неизбежными неудачами и ошибками. Слишком много эмбрионов погибает еще до рождения, слишком много клонов рождается, живет с патологиями и преждевременно умирает, а в случае исследований на людях речь пойдет о больных и преждевременно умерших детях.

Людей, принимавших законы и декларации о клонировании в начале двухтысячных годов, пугала статистика того времени: скажем, для рождения знаменитой овечки Долли в 1996 году было заготовлено и оплодотворено 277 яйцеклеток, при этом до состояния эмбрионов развились лишь 29, а до рождения дожила одна лишь Долли, да и та умерла, не дожив до старости. Сейчас технологии клонирования животных несколько усовершенствованы, но переносить их на людей все еще страшновато.