Обычно к этому времени всегда приходит мама, чтобы спросить, как прошел день, а я бормочу односложные ответы и прошу не мешать. Однако сегодня ее почему-то нет. Меня начинает одолевать любопытство, и я отправляюсь на поиски. Ее нет ни на кухне, ни на втором этаже, ни на недавно отремонтированном чердаке. Кстати, помимо чердака, мы недавно переоборудовали подвал, не став, как остальные соседи, возводить оранжерею. Папа говорит, что такая переделка гораздо выгоднее и при продаже дома в ближайшие несколько лет все затраты с лихвой окупятся. Я прошу его устроить мне там спальню; он пока не поддается, но я своего добьюсь. Как всегда.
Выглядываю из окна в сад и наконец замечаю маму. Она стоит у бельевой веревки с полотенцем в руках и не двигается, словно видеокассету поставили на паузу. Я стучу ей, однако она не оглядывается и даже не вздрагивает. Странно.
Когда я спускаюсь в кухню, она уже там. Глаза у нее красные и опухшие, как у меня весной во время цветения трав.
– Ты не слышала, как я вернулась?
Она улыбается в ответ, но без обычной теплоты, вымученно, через силу – как я, когда получаю на день рождения или Рождество дурацкие подарки.
– Всё в порядке? – спрашиваю и тут же понимаю, что вряд ли хочу получить честный ответ.
– Подожди минутку, сейчас закончу с бельем и вернусь, – говорит мама с деланым спокойствием, таким же фальшивым, как и ее улыбка.
Она ведет себя странно, и мне это не нравится.
Я наблюдаю, как мама развешивает на веревке полотенца, кухонные тряпки, пушистые коврики из туалета и ванной. И это вся ее стирка? Меня одолевает тревога. Наконец мама возвращается и подзывает меня к себе на кухню. Усаживает за стол, опускается рядом, достает платок из рукава и вытирает глаза.
– Мне кое-что надо тебе сказать, – начинает она. – Это касается твоего отца.
У меня внутри все холодеет, и к горлу подступает тошнота. Я так быстро зажимаю ладонью рот, что сводит губы. Теперь понятно… На прошлое Рождество миссис Пек вызвала Сару Коллинз к себе в кабинет с урока географии и сообщила, что ее отец попал в аварию на мотоцикле. Так Сара и сидела там, пока мама не приехала и не забрала ее домой. Теперь она наполовину сирота.
Папа – это мой мир, я не хочу – не могу! – жить без него.
– Он умер?
Мама качает головой. Значит, есть надежда.
– Нет. Боюсь, мы больше не будем жить вместе, – говорит она и кладет руку мне на плечо. Даже через футболку я ощущаю ее холод. – Когда ты была в школе, он сказал, что уходит от нас.
– Почему?
Слезы наворачиваются у меня на глаза, а голос дрожит.
– В последнее время мы плохо ладили.
– Но зачем ему уезжать?
– Он считает, что так будет лучше.
– И где он собирается жить?
– В Хаддерсфилде.
– Где?
– В двух часах езды отсюда.
– Когда я его увижу?
– Не знаю. Думаю, не скоро. Он оставил адрес, по которому можно писать.
– Не собираюсь я ему писать! Хочу его видеть, сейчас же!
Мама крепко сжимает мою руку. Я понимаю, что, возможно, она лишь желает меня успокоить, но отчего-то это пугает меня еще больше.
– Вы разведетесь? Родители Марка Ферна разошлись, и теперь он живет с мамой, а отца видит только по выходным. Это несправедливо…
– Знаю, дорогая, знаю.
Мама не может сдержать слез и плачет вместе со мной. Ее рука снова тянется к моей, но я отдергиваю ее, прежде чем она успевает меня коснуться.
– Это несправедливо! – кричу я. – Почему он не дождался меня и не сказал все лично?
– Наверное, побоялся, что не справится.
– Я хочу жить с ним!
Мама вздрагивает, ее глаза темнеют – она явно не ожидала от меня такого удара, а мне хочется нанести его в ответ на ту боль, которую она мне причинила.