Но! Какова ее значимость была в глазах тех двоих, безмолвных для нее героев, кто с тщательным рвением наблюдал теперь за ней со стороны.

Владимир порою и не замечал, как неожиданно для самого себя, оказывался рядом с ней. Достаточно ему было подумать о Глафире и точно представить ее облик, как некая неведомая сила тут же выкидывала его в светлый мир. Мир, наполненный паутинками лета, солнечными бликами на веранде, яблоневыми ароматами и криками стрижей. Туда, где дерзко светило полуденное солнце. Сначала он думал, что у него ничего не выйдет, и ему снова придется тащиться в мир Яви по тусклым и отвратительным лабиринтам подземного царства, тем лабиринтам, которые открыл для них немец Кюхлер. Этими путями до сих пор пользовались его товарищи по несчастью – Булкин, Травин и сам Генрих Францевич. Этими же путями ходили многие иные. Но об этом чуть позже.

Однако вышло все иначе, к немалому удовольствию нашего влюбленного героя.

Однажды он сидел в своем доме, возле камина, представляя ее всю, с фиалковыми глазищами, нежной кожей, тонкой талией и русыми волосами. И вот, как только он мысленно ощутил аромат ее волос, возле самого затылка, его неожиданно выкинуло в Явь. Сначала он испугался, как бы ему не влетело от Виктора. Но потом решил, что вовсе необязательно докладывать патрону о своих вновь приобретенных способностях. Авось Виктор и не узнает… Да, и вообще – не стоит кому либо говорить о нежданном рандеву в проявленный мир. Даже друзьям. Ну, получилось и хорошо. Лучше об этом никому не знать. Это – его личное дело.

Днём она не видела его. Он мог часами сидеть рядом, на скамейке, и смотреть на ее тонкий профиль. Его пальцы гладили ее щеки, губы, прикасались к волосам. Иногда она вздрагивала и озиралась по сторонам. Он тихо шептал ей: «Я здесь, любимая». Увы, она не слышала его. Лишь только взгляд потемневших глаз становился чуточку грустнее.

Как только рядом появлялся ее симпатичный муж, Владимир сразу уходил. Даже любопытство не заставляло его оставаться рядом. Он видел глаза ее супруга, чувствовал поток любви, исходящей из них. Чувствовал всю его нежность. О, как же ОСТРО он все это чувствовал.

И он не мог вынести этого. Он исчезал. Ухался назад в ледяной, но к счастью, короткий вихрь. И тот неизменно возвращал его домой, в свою комнату, в царство Виктора. А там он долго ходил по комнате, нервно сжимая кулаки, либо падал в кресло, возле камина и, не мигая, смотрел на танцующие языки пламени. Но даже огонь не мог согреть его страдающую душу.

Когда-то в детстве ему рассказывали о том, что попав на небеса, люди становятся благостными и равнодушными к человеческим страстям – добрыми и святыми, аки ангелы. Что они лишены чувства обиды, зависти и ревности. Может, так оно и было, на то они и небеса. Его же, не смотря на удаленность от мира Яви, не покидало теперь острое чувство, имя которому – РЕВНОСТЬ. Да, он ревновал ее к супругу. Особенно в те минуты, когда Глафира сама целовала или обнимала Сергея за плечи и гладила его по волосам.

Владимир не мог этого вынести. Бывало и так, что он долго скитался по пустынным и каменистым пейзажам, кои были открыты им в царстве Виктора.

Он много раз думал о том, что вполне рад тому, что Глаша теперь не одна, что она находится под защитой порядочного человека. Что она любима, наконец. Думал, но ничего не мог поделать. Он ее безумно ревновал…

В июне она родила мальчика. Он не приходил к ней в эти дни. Сам процесс родов он считал делом интимным. Все, что происходило с ней ныне, принадлежало лишь ее законному супругу. Он долго оттягивал свой визит. Ему хотелось посмотреть на нее, не изменилось ли что-то в ее лице, фигуре, после того, как она стала матерью. Он запрещал себе думать о ней. И в суете новых заданий демона, даже пытался забыть. Но, однажды вновь неожиданно загрустил. Ноздри с шумом вдохнули аромат ее волос. В этот раз аромат этот возник совсем без его воли. Он не прилагал слишком много усилий, чтобы облако нежного флера возникло перед его лицом. Наверное, он просто слишком соскучился. И его снова выкинуло в её мир.