– Прошу тебя, Кэт, – тихо взмолился мужчина, – скоро мне придётся не думать о тебе…. Это будет невыносимо сложно.

– Что ты такое говоришь, Анри? – изумилась Кити, не желая верить услышанному.

– Мне хочется как можно скорее заключить вас в объятия, – продолжал точно обезумевший от страсти француз, – следующий танец, если мне память не изменяет, вальс?

– Что ты себе позволяешь? Сейчас же отпусти меня, тупица! – шипя, точно ядовитая змея, приказала Кити.

Криво улыбнувшись проходящей мимо любопытствующей паре, она мягко, но настойчиво высвободила руку.

– Если ты сию же минуту не заберёшь свои слова обратно, клянусь, я вылью остатки шампанского на твою глупую голову! Ты мой друг, а друзья так не поступают! – чуть не плача, звенящим голосом требовала Кити.

Видя, в какое состояние его слова привели девушку, Анри ничего не оставалось, как обречённо вымолвить:

– Ты что, малышка?! Я же пошутил…. Неужели же ты могла подумать?..

Он даже печально и вымученно смог улыбнуться в конце своих слов.

– Ну, иди скорее…. Отыщи Анну и поздравь её. Она тебя очень ждала.

И хоть глаза Анри и были скрыты чёрным домино, всё же Кити смогла разглядеть в них неописуемую тоску и печаль.

– Я буду иногда мечтать о тебе, – сказал он, прежде чем скрыться в толпе танцующих и веселившихся на празднике в честь его помолвки.

Чтобы поскорее избавиться от обрушившегося на неё осознания очевидного, Кити поспешила покинуть и бал-маскарад, и особняк. Безоглядно преодолев расстояние до террасы, Кити сбежала вниз по узкой лестнице и, оказавшись в парке-лабиринте, бессознательно решила в нём затеряться.

Из глубоких раздумий Кити вывела тихо-нежная соловьиная трель.

«Ночной соловей?» – удивившись, подумала девушка. Это было что-то невиданное и неслыханное.

Тут же изменив свой бесцельный маршрут, Кити последовала за дивными звуками.

По мере её приближения мелодичный свист затихал, и Кити в какой-то момент даже подумалось, что она выдумала этот звук и он ей почудился. Но девушка, не сдаваясь и не страшась темноты, упорно продолжала продвигаться вперёд, пока вдруг не наткнулась на что-то… Живое.

Это был Соловей, точнее, мужчина в костюме «Титулованного Соловья».

Даже в кромешной тьме Кити оценила почти абсолютную схожесть с оригиналом. Уперев обе ладошки в грудь незнакомца, Кити мгновенно почувствовала шёлк его рубашки и бешеный гул его сердца. Одёрнув руки, словно от огня, девушка отступила на полшага и тихо произнесла:

– Я вас напугала, извините.

Незнакомец только улыбнулся, настойчиво продолжая хранить пугающее молчание.

– Я услышала соловья и решила…

В этот момент Кити пришли на ум совершенно не ободряющие мысли. Она вдруг осознала, что стоит одна в ночной глуши парка с незнакомым ей мужчиной. Сердце Кити замерло, стараясь не выдавать своего безумного страха, девушка неосознанно стала пятиться назад. Она громко взвизгнула, так как наткнулась на что-то спиной, потом она поняла, что это был большой шершавый ствол дерева.

Мужчина, с интересом приглядываясь в темноте, будто пытаясь разгадать её лицо, медленно начал приближаться. Он смотрел на неё как бы с насмешкой и вместе с тем невозмутимо. Словно немой вопрос, застывший на его губах, был адресован снедавшему его беспокойству.

Похолодев от ужаса, Кити, повинуясь непонятному инстинкту или зову, одним движением руки сорвала свой платок, а затем и маску с лица.

Самым удивительным было то, что её непонятные действия возымели успех.

Разбойник остановился как вкопанный, замерев на месте, и, казалось, даже не дышал.

Щербатский не мог сделать ни вдоха, ни шага…. Перед ним стояла она. Это была Кити. С первой же секунды их столкновения он почувствовал её и лишь на малое время засомневался, что это могла быть другая женщина. Сейчас Кити казалась ещё красивее, чем помнил Вольф, возможно, всё дело было в игре света, подчёркивавшей её совершенство. Миниатюрная, с тонкой талией, в этом умопомрачительном прозрачном шёлке, столь же нежном, как и её кожа. Точёный маленький носик, светло-золотистые брови, изогнутые красивой, правильной дугой, он рассматривал её лицо как картину, созданную талантливым художником. Вольф был не в силах отвести от неё глаз, хотя и понимал, что следовало бы. Но не мог.