– Люди… Они так смотрят на вас… Как будто готовы съесть вас живьем, – шепнул Мике вконец сбитый с толку Ральф.
– Пусть смотрят, – улыбнулась Мика.
– Они… Они идут за нами…
– Это ничего, – Мика улыбнулась еще шире. – Они скоро отстанут.
Люди и правда отстали, стоило только выйти за ворота рынка, а Мика снова стала Микой – ничем не примечательной девушкой двадцати одного года от роду. О странном, малопонятном происшествии на рынке напоминали только сумки, набитые снедью (их нес Ральф) и легкое покалывание в груди Мики – в той самой точке, куда попало острие ножа.
Покалывание исчезло к вечеру, и Мика и думать забыла о нем.
Как и о предложении, которое сделал ей Ральф, едва они уселись в «Фольксваген Пассат».
– У вас есть друг, liebe фройляйн Полина? – спросил он, глядя перед собой.
– Ну какая же я фройляйн, Ральф, не смешите! И вообще… Можете звать меня Микой.
Худощавый, невысокий, с растерянным лицом ребенка, застывшего перед экраном в ожидании девятичасовых новостей, Ральф не таил в себе никаких опасностей и уже поэтому был симпатичен Мике. «Liebe фройляйн» каждый раз выползало из его рта с натужным скрипом, так почему бы не упростить отношения? Никаких препятствий к этому нет.
– Мика?
– Точно. Все близкие люди зовут меня так.
Мика лукавила. Уже давно никто не звал ее так. Те, кто мог бы, давно умерли или хуже мертвых. «Хуже мертвых», безусловно, относится к Ваське, в их отношениях нет ничего живого, ничего сердечного, между ними тот самый холод стекла, о котором говорил Ральф.
– … Вы приглашаете меня войти в круг близких вам людей? —
Мика даже поморщилась, так пафосно это прозвучало.
– Ну… Что-то вроде того.
Неожиданное известие обрадовало Ральфа, оно было сродни выигрышу в лотерею мопеда, новенького, блестящего, со стилизованным изображением Мирового Червя на корпусе. Хотя зачем Ральфу мопед, ведь у него уже есть автомобиль?
– Означает ли это, что могли бы сблизиться еще больше? Со временем, – тут же поправился Ральф.
– Еще больше? Это как? – включила дурочку Мика.
– Как могут быть близки… мужчина и женщина.
Вот он, прагматичный немецкий подход. Если сейчас Мика скажет «да», или «может быть», или «этого не может быть в принципе, хотя…», Ральф приложит все усилия, задействует все резервы, не остановится ни перед какими затратами, чтобы завоевать Мику. В противном случае он и пальцем не пошевельнет.
– Как мужчина и женщина? Вряд ли.
– «Вряд ли» значит «нет»?
– Именно. Категорическое и решительное «нет».
– Я глупец. Я должен был сначала спросить вас, не занято ли ваше сердце.
И Солнцеликий в свое время интересовался чем-то подобным. Тогда Мика сказала ему правду, она могла бы сказать ее и сейчас. Ее сердце не занято и никогда не будет занято. В нем всегда будет темно, как в Васькиной кладовке. На что втайне надеется Мика? На то, что Ваську привлечет темень и она, рано или поздно, спутает двери и просочится внутрь Микиного сердца и, ни о чем не подозревая, разложит там весь свой немудреный сверкающий мир. А Мика р-раз – и захлопнет дверь. Запрет ее на замок —
попалась, сестренка!
– Мое сердце не занято, Ральф. Но это не означает, что оно свободно.
– Русские… Почему они такие сложные? – Ральф предпринимает титанические усилия, чтобы понять Мику.