Приехали стражники и увезли мою подругу в совет.

4. Глава 4

Вилари говорила с трудом. С паузами. Видно было, что она открыла рот впервые после экзекуции. И сейчас ей приходилось буквально проталкивать слова сквозь зубы, которые она все еще не могла толком разжать.

Пытаясь выйти из ступора, она обхватила себя за плечи и принялась раскачиваться вперед-назад.

- Вил, ты чего? – испуганно пробормотала я, наблюдая у подруги признаки бесноватости. – Цветочек, не надо! Поговори со мной! На, попей еще.

Я прижала ее к себе и снова подала воду, осторожно поглаживая по голове, как маленькую. Вилари еще отпила и притихла. А потом на ее глазах, которые казались мертвенно-пустыми, подернутыми пеленой горя, наконец, выступили слезы. Это значило, что боль, замурованная внутри, начинает выходить.

- Вот, смотри! – он потянула вниз ворот свободной рубахи, и я с ужасом увидела свежий шрам ровно посередине грудины. Он был выпуклым, напоминающим волдырь от ожога, только не прозрачный, а плотный и перламутрово – розовый. Словно живой.

- Меня завели в зал для церемоний. Натолкнувшись взглядом на сидящих полукругом мужчин, я едва не лишилась чувств. В их глазах отражался пляшущий огонь свечей, переплетенный с дьявольским блеском жажды зрелища. И явно не все они были священнослужителями. Думаю, эти любители развлечений просто заплатили деньги, чтоб насладиться болью и страхом жертвы.

Голос Вилари сел, так что ей пришлось прокашляться и еще отхлебнуть воды.

- Меня захлестнула паника, и я дернулась, пытаясь вырваться из крепких рук стражников, мертвой хваткой вцепившихся мне в плечи. Но куда там! Насильно раскрыв рот, мне влили какую-то гадость, которая полностью меня обездвижила. Я все видела, слышала, умирала от страха, но не могла пошевелить не то что рукой! Я не могла открыть рта и закричать, словно парализованная. Меня выставили в круг, прямо под плотоядные взгляды мерзких извращенцев, жадно ловивших каждое мгновение происходящего представления.

Главный экзекутор ритуальным кинжалом распорол платье до пояса, выставив напоказ мою грудь. Я чуть не задохнулась от ужаса и стыда. Слезы, текущие по щекам, обжигали, но я не могла ни вытереть их, ни защититься от этого позора.

Но это были только цветочки. Мерзкие руки принялись больно сжимать мои груди, с вожделением мять их, будто я уличная девка. Призрачная надежда на то, что широкая спина инквизитора закрывает его преступление, тут же растаяла: мой взгляд, отчаянно метавшийся по залу в поисках помощи, натолкнулся на огромные зеркала, наверху. И в них видно было все, что со мной творят, в том числе и мой безумный взгляд.

Потешив публику, инквизитор провел рукой по коже и отточенным движением сделал глубокий надрез. Мне показалось, что я услышала, как кинжал зацепил кость. И тут же приставил к ране ладонь с растопыренными пальцами. От пронзающей боли у меня помутнело в голове, и я думала, что сердце остановится. Но вернула меня в реальность какая-то незримая вибрация. Из моей груди, подчиняясь чужому магнетизму, отчаянно упираясь, выскользнул маленький, искрящийся невыразимо прекрасным розовым светом шар. Мне даже показалось, что у него были крохотные крылышки, которыми он тщетно взмахивал, пытаясь сопротивляться. Крохотный, беззащитный комочек, которому я ничем не могла помочь! – Вилари выкрикнула эти слова и залилась слезами. Настоящими, несущими хоть какое-то облегчение, смывающими если не всю боль, то хотя бы режущую остроту. Крупная дрожь сотрясала ее плечи,

- Моя эмера! Она так ждала, что я ее спасу! Когда ее накрыли стеклянным колпаком, связь между нами прервалась, и я увидела, как прозрачные крылышки скорбно обвисли, и магическое сияние погасло.