– Здравствуйте, миссис Паркер. Не желаете ли чашечку чая? – довольно холодно промолвила Мэри.

– Спасибо, голубушка, с удовольствием. Нет, не вставайте. Я сама найду чашку.

– Нет, пожалуйста, не надо. Мне все равно нужно заварить еще чая.

Когда она вернулась в патио с чайником свежезаваренного чая и тостами, миссис Паркер сидела, подперев подбородок ладонью, и смотрела на Тима.

– Вы правильно сделали, что попросили Тима подстричь лужайку. Ваш-то работничек, я заметила, уже давно не появлялся. У меня, слава богу, таких проблем нет. Один из моих сыновей всегда приезжает стричь мою лужайку, но у вас ведь нет сына.

– Ну, вчера я выполнила вашу просьбу и проверила, убрали ли строители мусор. Тогда-то я и встретила Тима, которого, похоже, оставили одного прибираться на участке. Он с благодарностью принял мое предложение подзаработать.

Миссис Паркер пропустила мимо ушей последнюю фразу.

– Эти мерзкие поганцы в своем репертуаре! – раздраженно прорычала она. – Мало того что они отравляют бедняжке жизнь в течение дня, так они еще убегают в бар, сваливая на него всю грязную работу! Они имели наглость заявить мне, что вернутся все вместе, чтобы убрать мусор. Мне страсть как хочется вычесть пару сотен долларов из счета мистера Маркхэма!

Мэри поставила чашку на стол и недоуменно посмотрела на миссис Паркер.

– Что вас так возмущает, миссис Паркер?

Желтые и фиолетовые цветы на пышной груди миссис Паркер заходили ходуном.

– Да как же тут не возмущаться? Ох, я забыла, мы же не виделись вчера вечером и я не рассказала вам, какую гнусную шутку сыграли эти сволочи с бедным малым! Иногда я готова поубивать всех мужиков на свете! В них нет ни капли жалости или сочувствия к убогому, если, конечно, он не пьянчуга или не конченый неудачник вроде них самих. Но к человеку вроде Тима, который усердно работает и не падает духом, они не испытывают ни малейшего сострадания. Держат его за мишень для насмешек, за мальчика для битья, а бедный простачок по недоумию своему даже не понимает этого! Ну разве он виноват, что родился умственно отсталым? Хотя страшно жаль, правда? Подумать только: такой красивый мальчик – и слабоумный! До слез обидно! Ну ладно, сейчас я расскажу вам, какую пакость они учинили бедолаге вчера во время перекура…

Гнусавым сиплым голосом с подвыванием миссис Паркер принялась рассказывать мерзкую историю, но Мэри слушала вполуха, не сводя глаз с наклоненной золотоволосой головы в дальнем конце двора.

Накануне вечером перед сном она перерыла все свои книжные полки в поисках похожего лица.

«Может, Боттичелли?» – подумала она, но, найдя несколько репродукций Боттичелли в одной из книг, презрительно забраковала художника.

Эти лица слишком нежные, слишком женственные, с легким налетом лукавства и хитрости. В конце концов Мэри оставила поиски, глубоко неудовлетворенная. Только в древнегреческих и древнеримских статуях она обнаружила некое сходство с Тимом – возможно, потому, что такого рода красота лучше воплощалась в камне, чем на холсте. Он был трехмерным созданием. И она горько пожалела, что ее бесталанные руки не наделены даром скульптора, чтобы увековечить его прекрасный образ.

Мэри испытывала ужасное, невыносимое разочарование и острое желание расплакаться; она почти забыла о присутствии миссис Паркер. Для нее стало настоящим ударом открытие, что за этим трагическим ртом и мечтательными блуждающими глазами кроется пустота, что искра сознания погасла в Тиме задолго до того, как он мог бы пережить трагедию или тяжелую потерю. Он был ничем не лучше кошки или собаки, которых держат потому, что они приятны для взора и слепо преданы своему хозяину. Но они лишены способности мыслить, разумно отвечать и вызывать трепетный отклик в другом жаждущем общения уме. Животное может лишь сидеть рядом, улыбаясь и любя. Как и Тим, Тим-дурачок. Когда бедняге обманом скормили кусок кала, его не вырвало, как случилось бы с любым разумным существом; он просто заплакал, как заскулила бы обиженная собака, и снова счастливо заулыбался при виде лакомства.