Часто мы внешние и внутренние очень сильно не совпадаем. Именно об этом я всерьез задумалась, наблюдая за собой в канун последнего молодого юбилея. И именно об этих серьезных несоответствиях решила рассказать в спектакле «Мотофозо».

Раскол внутри меня начинал приобретать чудовищные очертания. Максимально обнажив его, я попыталась сохранить себя, оглянувшись на прожитые тридцать пять лет.

И мне это удалось.

Прошло два года, мы закончили работу над выпуском спектакля и теперь, закрывая эту страницу своей жизни, я имею полное право сказать: «Здорово все же остаться в живых, и не просто жить, а каждую секунду быть самой себе интересной и непредсказуемой».

Я хочу поблагодарить Олега Павловича Табакова за широту взглядов, за смелость, за то, что он понял, как мне важно было реинкарнироваться. Стены лучшего в мире театра были мне защитой.

Я хочу поблагодарить Нину Чусову – она поставила этот спектакль, поверила мне и выдержала меня.

Я хочу поблагодарить Чулпан Хаматову за то, что бросилась на помощь и материализовала мою мечту поставить настоящий первый снайперский спектакль.

Я хочу поблагодарить всю нашу снайперскую команду. Без вашей поддержки, ребята, мне было бы еще страшнее.

И маме, и папе спасибо.

Они начали играть в шахматы зимой, в декабре. Стояли крепкие морозы, в комнате было так холодно, что, проснувшись, они сразу надевали свитера и бежали в кухню, где включали все газовые конфорки, завтракали, расставляли маленькие фигурки и играли до двух-трех часов дня. Постепенно искусственное тепло нагревало кухню, ползло в коридор и ускользало в щели входной двери. В комнате по-прежнему оставалось морозно. Окна покрывали стандартные узоры, солнце проклевывало застывшую атмосферу, и сидящих за столом окутывало тепло газа, электрической лампочки, негреющих лучей солнца, близости друг друга и парализующего интереса к происходящему на шахматной доске.

Иногда было достаточно жеста, иногда намека на жест, и они неслись в ледяную комнату. В минутах забвения она видела разное: постельное белье на больничной койке в Крыму, змей, шуршащих по асфальту, его затылок, мокрый под ее руками, перспективу домов в городе, где она прожила около двадцати пяти лет…

Она знала, что он, находясь с ней, никогда не думал дальше того, что происходило. Он умел радоваться. И она знала, что это все, что им остается, и что это все, что будет после него.

Обычно они долго еще оставались в постели, улыбались, она выдыхала: хорошо! хорошо!

Он вдыхал запах ее шеи, она говорила еще, что не может сфокусировать взгляд и видит вспышками. Он слушал о взгляде и огнях. Она шептала в ухо его любимую песню, потом он просил одно и то же стихотворение, жмурился, и они засыпали…

Море. Утро. И черная рука на моем плече.

Помню, был еще кокаин на манжетах, и мы смеялись. Потом ночь. Потом ночь? Да, потом была ночь и его розовая десна, обнаженная. И как он прыгал с утеса на утес, ботинки блестели, все сплошь в песке и луне.

Мишель, я влюбилась.

Да, невообразимо забавно и где-то даже тревожно случившееся со мной. Но все это я сделала сама и хладнокровно, и это чистосердечное признание. Признание абсолютно ровное и сулящее нам бесконечное забвение. Ты же не сможешь принять это, да, Мишель? То, что он черненький, на букву «нэ», принять ты не сможешь. Хотя, уверена, согласишься, что они забавные, гуттаперчевые и притом незлобивые вовсе. Доки в танцах. Прекрасные музыканты. Веселые, улыбаются, улюлюкают, прелесть!

И потом, в целом, ты ведь широких взглядов, Мишель. Вспомни Жаннет, глупую, вечно радостную нашу домработницу, мадемуазель Жаннет. Ты спал с ней, и какой у нее родился сын! Курчавенький лупоглазый живчик. Чудовищный экзофтальм, понятное дело, твоя заслуга. Но в общих чертах пацаненок был забавный и даже немного симпатичный. И вовсе не обязательно было от него избавляться. Приюты, между прочим, стоило бы все же попробовать. Хоть это и было опасно, но для совести гуманно. Мальчишка так плакал, бедняга, так царапался. Удивительно, что пристав поверил, что царапины на твоих запястьях – кошачьи. Я бы точно нет. Сопоставить факты было делом нетрудным. Котенка я купила в мае накануне твоего ареста. И след отрубленного хвостика – как факт доказательства злобного нрава кота – был свежим, едва затянувшимся. Мальчишку ты избавил от мучений мира в марте. Целых два месяца искали след! И потом, какие они все же идиоты, поверив, что ты, Мишель, мнительный и ни разу в жизни не снявший презерватив во избежание занесения заразы, мог сам сделать купирование коту?! Впрочем, именно факт твоей гипертрофированной брезгливости тебя и спас. Кто мог заподозрить, что несчастная, влюбленная в тебя Жаннет сделает дырочку, чтобы заручиться наличием твоего семени?