– Может, бульдозер?

– Почему бульдозер?

– Не знаю. Если бы я что-нибудь строил, то, наверное, это был бы бульдозер.

– Но ты же не Индюк Индюкович, – заметила Галка. – Может быть, ему хочется чего-нибудь другого.

– Может быть, – вздохнул Киви.

Ребята долго плутали по лесу, но ракету так и не нашли.

– Мне кажется, мы ходим по кругу, – сказала Галка. – Нужно попробовать ходить по квадрату, может, тогда всё получится?

Они походили по квадрату, потом по треугольнику и по зигзагу, но всё равно ничего не нашли.

– Скоро стемнеет, – заметил Киви, – мы не заблудимся в лесу?

– Доставай фонарик, – вздохнула Галка. – Пойдём домой.

Они нехотя поплелись назад. Киви включил фонарик, но он всё время моргал – наверное, сломался, пока лежал в снегу: загорится, погаснет и снова загорится.

Вдруг откуда-то из глубины леса тоже засветился огонёк: погас, зажегся и снова погас.

– Гляди! – прошептала сестра. – У кого-то ещё сломался фонарик.

– Нет, Галка, это нам посылают секретный сигнал. Мне про это дедушка рассказывал: так один корабль посылает письмо другому кораблю.

– Какое ещё письмо? – не поняла Галка.

– Какое-какое: световое, – загадочно произнёс Киви и подтолкнул сестру вперёд, к огоньку.

Они оставили лыжи, забрались на горку, заглянули в овражек и увидели там такое, что дух захватило.

Повсюду были разбросаны комья земли, среди еловых корней, закиданная сломанными ветками, дымилась ракета.

Глава четвёртая, в которой Киви и Галка слышат знакомый голос


Ракета была оранжевая, как мандарин, снаружи – полным-полно всяких блестящих шариков, рычажков и других непонятных штучек. Ребята спустились вниз и обнаружили, что люк в ракете распахнут настежь.

– Кто-то отсюда вылез… – прошептала Галка.

– Я здесь, – раздался слабый голос, тот самый, что ребята слышали ночью из радио. – Помогите мне.

Киви и Галка разгребли еловые ветки и увидели нечто удивительное: на мху, запутавшись в корнях, лежала девочка. Тоненькая, как балерина, она казалась воздушной, лёгкой. Под прозрачной кожей, словно сделанной из розового мягкого стекла, крутились блестящие шестерёнки, неизвестные механизмы, как в старинных дедушкиных часах. При этом в тех местах, где у обычного человека локти, колени и запястья, совсем ничего не было, словно ладошки на руках и стопы на ногах держались на невидимых магнитах. А на животе, там, где должен быть пупок, располагалась замочная скважина. Механическая девочка улыбнулась и сказала:

– Так-так, значит, вы те самые мальчик и девочка, что говорили со мной этой ночью?

– Да, это мы, – ответил Киви и понял, что самое чудесное в девочке не туловище, а голова. Её лицо казалось бледным, как будто она никогда не загорала на солнышке. Глаза большие, изумрудные, с длинными красивыми ресницами, а на переносице, рядом с левым глазом, – маленькая чёрная кнопочка, похожая на родинку. Ушей у неё не было вовсе, только маленькие отверстия, образующие снежинку, как на трубке телефона. Поверх бровей тянулась тонкая линия, а выше начиналось самое интересное: в верхней части головы, там, где у людей лоб, темя и затылок, у механической девочки находился аквариум с коралловыми рыбками! Красные, зелёные, жёлтые, в полоску, они плавали среди пузырьков и не обращали на ребят никакого внимания.

– Вот это да! – выдохнула Галка. – Они что, живые?

– Живые-живые, – ответила девочка, – как ты и вот этот мальчик.

– Его зовут Киви, а меня Галка. А у тебя есть имя?

– Папа называл меня Тики-Тук. Он смастерил мне ручки и ножки и задумал так, чтобы рыбки в голове помогали мне думать.