Я начинала нервничать. Новенькие девочки косились на меня. Возможно, мне так казалось, но было ощущение, что я им мешаю.

Дверь в палату открылась и вошла медсестра, за ней шла девчонка лет шестнадцати, высокая, крупная, с цветом волос, словно яйцо об макушку разбили: сверху белое, ближе к кончикам – жёлтые.

– Карпович, – всплеснула руками медсестра, – ты еще здесь?

– Да, – виновато поджала губы, – мужа жду.

– Давай жди его в коридоре. Мне заселять надо.

– Да, хорошо, – я встала с кровати, подхватила пакеты и вышла.

Чувствовала себя так, будто меня поймали на воровстве. Причем мелочи, вроде жевательной резинки. Дурацкое чувство. Неловко, стыдно. И хочется оправдаться.

Ждать я не стала и пошла вниз по ступеням.

Сама не знала, что и думать. Переживать или злиться? Забыть он не мог. Если проблемы по работе – мог бы предупредить. Позвонить, сказать. На первом этаже, в холле, остановилась, поставила пакеты на пол. Они, надо сказать, совсем не лёгкие. Вещи, постельное бельё – на больничном спать я не хотела. Размяла пальцы, покрасневшие от врезавшихся ручек. Достала телефон и попробовала ещё раз дозвониться.

Шикарно! В этот раз абонент и вовсе оказался вне зоны действия сети. Меня начинало колотить от неопределённости. Денег на такси, разумеется, не было, а до остановки нужно ещё дойти. С пакетами. И судя по холоду, врывавшемуся в фойе каждый раз, как хлопала входная дверь – на улице не тепло. А на мне из верхней одежды только тоненькая жёлтая ветровка с огромными белыми пуговицами. Свитер и ботинки должен был привезти как раз Вова. Я достала из пакета косметичку. К счастью, там наковыряла мелочи, закинутой "на всякий случай" ещё месяц назад. Вот и пригодились. Попыталась застегнуть ветровку, но получилось это сделать только с двумя верхними пуговицами. Живот рос, как на дрожжах, вещи в момент становились маленькими. Полы ветровки очертили округлый живот. Делать нечего. Подняла пакеты и вышла.

Ветер не сильный, но он был холодным, пока ждала автобус, уже начала дрожать. Особенно, учитывая, что и обувь на мне была тонкая. Ведь когда ложилась в больницу, погода была больше летняя, термометры показывали выше пятнадцати градусов и светило ярко солнце. А теперь – серые облака, похожие на сигаретный дым, ветер и холодное солнце, от которого совсем не было тепла. Пока доехала домой, успела замёрзнуть.

Войдя во двор, заметила, что Вовы машина… стояла во дворе! Это меня просто убило! То есть он дома. Я была взбешена. Автомобиль стоял вдоль бордюра, на него с дерева насыпалось немало листьев. Человек никуда не собирался ехать.

Наверх я поднялась злая.

Учитывая, что в нашем доме лифта не было, то ещё и на этаж с пакетами пришлось подниматься. Перед дверью я остановилась, уже запыхавшись. Нажимала на кнопку звонка и в то же время старалась отдышаться. Прислушалась. Но за дверь было тихо. Ни шагов, ни голоса. Нажала ещё раз и прислонилась к двери. Тишина. А ключей от квартиры у меня с собой не было. Они остались дома.

Услышав, как орала музыка у соседей, позвонила к ним в дверь. Эта парочка, насколько я знала, ни разу нигде не работала, но постоянно бухала. Откуда они брали на выпивку деньги, для меня оставалось загадкой. Она, дамочка с насквозь пропитым лицом. Женщине еще и сорока не было, но выглядела лет на пятьдесят. Низкого роста, с короткой стрижкой, огромными мешками под глазами и обвисшей кожей на лице. Моя мать старше её, а выглядела раза в полтора моложе. Если пьющий мужик это просто неприятно, то пьющая женщина – это мерзко.