«Полюшко-Поле! Не сердись, но я совершаю лауреатский поступок! Твой Каштан!»

Полина Сергеевна возмутилась:

– Это бунт!

В холле фешенебельной гостиницы, в мягких и удобных креслах, нагло, по-хозяйски расположилась пишущая и снимающая корреспондентская братия. Было их не меньше трех дюжин. Все они ждали выхода самой Клаудии Шиффер. Мимо журналистского табора к стойке портье проследовал Антон Михайлович.

– Извините, когда я въезжал, то забыл узнать, это мне друг заказывал гостиницу, а сколько стоит мой номер? – И рассеянный жилец протянул ключ.

Портье взглянул на бирку:

– Этот недорогой. Тысяча восемьдесят рублей в сутки, включая завтрак.

– В сутки? – ахнул Антон Михайлович.

Он достал кошелек, вынул из него свое состояние, пересчитал:

– Значит, за двое суток, я должен…

– Две тысячи сто шестьдесят! – подсказал портье.

– Господи! – вздохнул Каштанов. – Вот возьмите! – Он вытряхнул из бумажника все наличные деньги, включая мелочь. – Ужинать мне сегодня уже не придется!

– Такой известный человек, как вы, Антон Михайлович, и без денег… – Портье позволил себе улыбнуться.

– Можно я от вас позвоню? Это междугородный звонок, но недалеко, в Тверскую область? – спросил Каштанов и, получив позволение, набрал номер.

И снова действие перенеслось в дом с тремя китчевыми тиграми на ковре. Телефон трезвонил, но в доме никого не было, даже ротвейлера. За окном сияло солнце, блики от воды бегали по прибрежным кустам, а рыбак в лодке резко подсек леску и вытащил из воды блестящую рыбину…

В холле отеля Каштанов разочарованно положил трубку.

Одна из журналисток, женщина лет, эдак, тридцати двух, в модной кожаной куртке, с накрашенными губами и ногтями, подбежала к портье:

– А вы уверены, что она все еще в апартаментах?

Портье ответил едко:

– Чтобы избавиться от встречи со всеми вами, мадам вполне могла спуститься по пожарной лестнице!

Репортерша усмехнулась:

– Я бы это знала. Наш человек там дежурит!

– Кого вы ждете? – проявил интерес Каштанов.

– Клаудию Шиффер! – бросила через плечо журналистка, даже не взглянув на собеседника.

– А она кто такая? – простодушно спросил Антон Михайлович.

Журналистка скорбно вздохнула:

– Какой у нас безграмотный народ!

В этот момент в стеклянном лифте отеля показались ножки, самые знаменитые в мире ножки. Лифт спускался. Со всеми репортерами – их называют «папарацци» – начало твориться что-то несусветное. Стадо повскакало с мест и ринулось навстречу великой топ-модели.

Корреспондентка в кожаной куртке, боясь отбиться от стада, тоже рванула с места.

Каштанов вежливо уступил ей дорогу, сделав шаг влево. Оказалось, что журналистке нужно в ту же сторону, и она буквально наткнулась на Каштанова.

Тогда он сделал шаг вправо. Журналистка, пытаясь его обойти, тоже сделала шаг вправо и опять уткнулась в Антона Михайловича.

Он продолжал быть галантным и отступил налево. Журналистка, в свою очередь, попыталась обойти его с другой стороны и в третий раз уперлась в этого проклятого мужчину.

– До чего же вы мне обрыдли, – зло выдохнула она и с силой пихнула препятствие, которое отлетело куда-то вбок и приземлилось на журнальный столик.

Зацепившись ногой за поверженную жертву, корреспондентка сама больно ударилась коленом и, ругнувшись, помчалась к прославленной топ-модели.

С трудом сползая со столика, Каштанов потирал ушибленную поясницу.

– Какая мерзкая особа! – выпалил он.

Портье согласился с оценкой Антона Михайловича:

– Эта дамочка в их банде – самая известная! – Он подскочил к знаменитому врачу и помог ему усесться в кресло. – Где на свете беда – она со своим микрофоном там. Пожар, война, наводнение, террористы – эта дрянь тут как тут!