В былые времена братья Куин редко сидели дома по вечерам. Не то что теперь, вздохнул Фил, вылезая из джипа. Кэм наверняка уютно устроился в своей комнате с женой, а Этан блаженствует в крохотном домике Грейс. Повезло парням…
Понимая, что все равно не сможет заснуть, Филип обогнул дом и прошел к тому месту, где лес сходился с заливом. Полная луна висела, как волшебный фонарь, в черном небе, заливая мягким светом темную воду, высокую траву, еще не опавшие листья. Цикады выводили свою однообразную убаюкивающую песню, в глубине леса без устали ухала сова.
Может, Фил и предпочитал приглушенный гул транспорта за окнами офиса или городской квартиры и, конечно, скучал по темпу городской жизни, выставкам и вечеринкам, быстрому калейдоскопу лиц, но он всегда ценил этот дом, наслаждался его покоем и надежностью, неизменными день за днем, год за годом.
Без этого дома он, несомненно, снова оказался бы в сточной канаве. И уже не выбрался бы из нее.
– Тебе всегда было тесно здесь. Ты всегда стремился к большему.
Фил почувствовал озноб. Холод даже не пробежал по позвоночнику, а словно прокатился мощной волной из самого нутра до кончиков пальцев. Там, где только что сквозь листву струился лунный свет, стоял отец. Отец, которого он похоронил шесть месяцев назад.
– Я выпил только один стакан пива, – услышал Филип собственный голос.
– Ты не пьян, сынок. – Рэй шагнул вперед, и лунный свет замерцал в его густых седых волосах, в веселых синих глазах. – Сделай-ка пару глубоких вдохов, а то еще в обморок упадешь.
Филип выдохнул со свистом, но это не слишком помогло.
– Я лучше присяду. – И он опустился на траву медленно и неловко, как страдающий ревматизмом старик. – Я не верю в призраков, – обратился он к воде. – Я не верю ни в реинкарнацию, ни в жизнь после смерти, ни в гостей из потустороннего мира, ни в какие паранормальные явления.
– Ты всегда был самым практичным из моих сыновей. Для тебя реально только то, что можно увидеть, пощупать, понюхать.
Рэй сел рядом с Филом, вытянул длинные ноги и удовлетворенно вздохнул. Фил с удивлением посмотрел на изношенные отцовские кроссовки, которые сам запаковал в коробку для Армии спасения около полугода тому назад.
– Ну, – подбодрил его Рэй, – ты меня видишь, разве нет?
– Нет. У меня галлюцинация, как следствие переутомления и сексуальной неудовлетворенности.
– Я не собираюсь спорить с тобой. Слишком красивая ночь для споров.
– Просто я еще не смирился. – Филип говорил вслух, но исключительно с самим собой. – Я все еще переживаю из-за этой нелепой смерти и из-за всех этих вопросов, на которые нет ответа. Вот и разыгралось воображение.
– Я не сомневался, что из всех троих ты окажешься самым крепким орешком, – согласно кивнул Рэй. – Я знаю, что у тебя много вопросов. Я понимаю твою злость. И ты имеешь на нее право. Тебе пришлось круто изменить свою жизнь, взять на себя чужие обязательства. Ты это сделал, и я тебе благодарен.
– У меня нет времени даже на лечение. Я не смогу втиснуть в свое расписание психотерапевтические сеансы.
Рэй расхохотался.
– Мальчик, ты не пьян и не сошел с ума. Ты просто упрям и недоверчив. Послушай, Филип, почему бы тебе не использовать наконец свои чудесные мозги и не допустить возможность моего появления?
Собравшись с духом, Филип повернул голову. И увидел лицо отца, улыбчивое, изборожденное морщинами, и царственную гриву серебристых волос, чуть колышащихся на легком ночном ветру.
– Это невозможно.
– Когда мы с твоей матерью брали тебя и твоих братьев, многие говорили, что невозможно создать семью, изменить ваши жизни. Они ошибались. Если бы мы прислушались к ним, если бы руководствовались логикой и здравым смыслом, ни один из вас не стал бы нашим сыном. Но судьба плюет на логику. Вы были нам предназначены.