– Вернись назад, – крикнула она.

Джем, совершенно ошарашенный, вновь повернулся носом к стене. Как же она сумела шептать ему в ухо и так быстро перебежать на другую сторону? Он ждал, что она сделает это снова, думая на сей раз схватить ее. Мимо проехала повозка, а когда снова воцарилась тишина, он опять услышал ее голос у себя в ухе.

– Эй, Джем, скажи мне что-нибудь приятное.

Джем быстро оглянулся, но ее там не было. Он помедлил и опять уткнулся в холодную нишу.

– Ну, Джем, неужели ты так ничего и не скажешь?

Ее шепот обволакивал камни.

– Ты меня слышишь? – спросил Джем.

– Да! Правда здорово? Я слышу тебя, а ты слышишь меня!

Джем развернулся и посмотрел в нишу на другой стороне. Магги чуть шевельнулась, и белая шаль мелькнула в темноте.

– Как ты это делаешь? – спросил он, но ответа не последовало. – Магги?

Когда она опять не ответила. Джем повернулся лицом к стене.

– Ты меня слышишь?

– Теперь слышу. Ты должен стоять лицом к стене. Иначе ничего не получится.

Проехали две повозки, заглушив остальные ее слова.

– Но как это возможно? – спросил Джем.

– Не знаю. Просто возможно – и все. Мне об этом сказала одна из шлюх. Но лучше всего, когда поешь.

– Поешь?

– Давай спой нам песенку.

Джем подумал несколько секунд и запел:

И незабудка, и фиалка
Под веткой колкой
Раскрылись ярко,
Цветов раздолье.
Повсюду здесь тимьяна почки,
Вон вересковый колокольчик,
Тростинки тоньше
На вересковом поле[29].

Голос у него все еще был высоким, хотя и обещал скоро начать ломаться. Магги, которая стояла, повернувшись к собственной округлой стене, была рада, что она одна в темноте и может слушать пение Джема без дурацкой покровительственной улыбки. Вместо этого она могла улыбаться, слыша простую песню и чистый голос.

Когда он закончил, они оба на какое-то время погрузились в молчание. По мосту прогрохотала еще одна повозка. Магги вполне могла бы вставить какое-нибудь язвительное замечание, вот, мол, распелся о цветочках, или обвинить его в том, что он тоскует по своей Пидл-Вэлли. Если бы рядом был кто-то еще, она непременно сделала бы это. Но сейчас они были одни в своих каменных нишах, закрытые от мира на этом мосту и в то же время связанные звуком, который метался от одного к другому, свиваясь в нить, соединявшую их.

Поэтому она не стала острить, а запела в ответ:

Пусть я в деревне проживаю,
Пусть я грамотен едва,
Не хуже горожан я знаю,
Сколько будет дважды два.
Тут нечего тебе гордиться —
Нет двух вещей похожих.
Никто не может знать, родиться
Где лучше, а где хуже.

Она услышала смешок Джема.

– Я никогда не говорил, что деревня лучше города, – сказал он. – И я вовсе не думаю, что они так уж непохожи, что они противоположности.

– А разве нет?

– Не думаю, – повторил Джем. – В Ламбетеесть полянки, где можно найти те же цветы, что и в Пидл-Вэлли, – первоцвет, чистотел, лютик. И потом, я никогда не понимал противоположностей.

– Это просто, – послышался обволакивающий голос Магги. – Это что-то совершенно отличное от другого. Вот, например, противоположность совершенно темной комнате – это ярко освещенная комната.

– Но комната-то никуда не девается. Она остается такой же в обоих случаях.

– А ты не бери комнату. Возьми что-нибудь другое. Вот черное и белое. Или вот если ты не промокший, то какой?

– Сухой, – сказал Джем, подумав секунду.

– Вот именно. Если ты не парень, то ты…

– Девчонка. Я…

– Если ты не хороший, то…

– Я знаю, но…

– И если ты не попадешь в рай, то будешь…

– В аду. Постой! Я все это знаю. Я просто думаю…

По мосту прогрохотал экипаж, заглушив его слова.

– Об этом трудно говорить вот так, – сказал Джем, когда звук экипажа стих.