Дик Баттерфилд покачал головой.

– Странные это были штуковины. Много огня, а вокруг толпа голых кричащих людей с выпученными глазами.

– Ты хочешь сказать, что это вроде как в аду? – спросила Магги.

– Может быть. Я такие не люблю. Мне нравятся веселые картинки. Не думаю, чтобы их у него особо покупали. Может, он больше зарабатывает тем, что делает гравюры для других.

– А медь он у тебя тогда купил?

– He-а. Я сразу понял, что он от нечего делать ничего такого не купит. Он себе на уме, этот мистер Блейк. Он сам пойдет и выберет для себя и медь, и бумагу – знает толк в этих вещах, – без всякой злобы объяснил Дик; он даже питал уважение к тем, кто не поддавался на его мошенничества.

– На прошлой неделе мы видели его в этой его 13011-net rouge, правда. Джем? – сказала Магги. – У него в ней такой смешной вид.

– Ну, он-то похрабрее других будет, – заявил Дик Баттерфилд. – Не многие в Лондоне решатся открыто поддерживать французов, что бы они ни говорили в пабах. Ни п. м., ни королю такие вещи не очень-то нравятся.

– А кто такой п. м.? – спросил Джем.

– Премьер-министр, дружок. Мистер Питт[17],– резковато добавил Баттерфилд на тот случай, если этот сельский мальчишка даже таких вещей не знает.

Джем кивнул и снова уставился в свою кружку. Магги, сидевшая по другую сторону стола, видела его внутреннюю борьбу и пожалела, что привела его сюда знакомиться с отцом. Он не мог понять, чего Дик хочет от людей, какого рода острот ждет от тех, кому позволяет сидеть за одним с ним столом, на специально припасенной для таких случаев табуретке. Баттерфилд желал развлечения и информации одновременно. Он всегда искал какой-нибудь способ сделать деньги – на жизнь он зарабатывал мелким мошенничеством, которое замышлял, слушая разговоры в пабе, – но ему хотелось при этом еще и получать удовольствие. Жизнь была тяжела, а, посмеявшись немного и заработав чуток денежек, ты облегчал ее.

Дик Баттерфилд видел, если люди чувствовали себя не в своей тарелке. Но он не испытывал к Джему презрения – напротив, невинность этого парня вызывала сочувствие, а вот его собственные прожженные дети – раздражение. Он резко столкнул Магги с колен, отчего та свалилась на пол и посмотрела на него обиженно.

– Ну и тяжеленькая ты стала, – изрек Дик, разминая колени. – У меня от тебя ноги затекли. Скоро тебе понадобится собственная табуретка – ты у меня уже почти взрослая дама.

– Ни от кого она ничего не получит, и я не только о табуретке говорю, – усмехнулся Чарли. – Маленькая корова с цыплячьими сиськами.

– Оставь ее в покое, – вступился Джем.

Все трое Баттерфилдов замерли и уставились на него – Дик и Чарли, опершись локтями о стол, а Магги – все еще с пола между ними. Наконец Чарли кинулся было через стол на Джема, но Дик Баттерфилд, выставив руку, остановил его.

– Отдай Магги свою табуретку, а себе найди другую, – сказал он.

Чарли смерил Джема ненавидящим взглядом, но встал, отчего его табуретка упала назад, и пошел прочь. Джем не осмелился повернуться, а остался сидеть, вперившись взглядом в столешницу. Он отхлебнул пива. На защиту Магги он встал инстинктивно – точно так же он защитил бы свою сестру.

Магги встала и поправила табуретку Чарли, потом с мрачным лицом села на нее.

– Спасибо, – бросила она Джему, хотя в голосе ее не слышалось особой благодарности.

– Так значит, твой отец боджер[18], да? – сказал Дик, открывая деловую часть разговора, поскольку возможность того, что Джем будет развлекать их и дальше, представлялась ему маловероятной.

– Не совсем боджер, сэр, – ответил Джем. – Он не ездит из города в город, и он делает настоящие стулья, а не те хлипкие, что делают боджеры.