Они поднялись на невысокий холм, откуда лейтенант, укрывшись за цветущими кустами, внимательно оглядел раскинувшийся впереди пейзаж. Слева, к югу, мелькнула лента реки, которой могла быть только Кавери.

– Нам туда, – сказал он, – но только деревни будем обходить.

Деревень было две и обе преграждали прямой путь к реке.

– Нас все равно увидят, – заметила Мэри. – Сельчане ничего не пропускают.

– Если мы не станем их трогать, то, может быть, и они не станут трогать нас?

– Давай вывернем мундиры, Билл, – предложил Шарп.

– Зачем?

– Мы ведь дезертиры, верно? А раз так, то давай вывернем мундиры и покажем, что мы не солдаты.

– Не думаю, что для местных это будет иметь какое-то значение, – усмехнулся Лоуфорд.

– К черту местных. Меня беспокоят солдаты Типу, – объяснил Шарп. – Увидят красное и начнут палить без предупреждения. – Он уже сбросил ремни и теперь, пыхтя от напряжения и боли, стаскивал с плеч мундир. Сквозь бинты и грязную рубаху проступили пятна крови.

Выворачивать мундир лейтенанту не хотелось – вывернутый мундир был знаком бесчестья. Делать это иногда заставляли смалодушничавшие в сражении батальоны, но сейчас предложение Шарпа показалось Лоуфорду разумным, и он скрепя сердце вывернул мундир серой изнанкой наружу.

– Может, и мушкеты брать не стоило?

– Оружие дезертиры никогда не выбрасывают, – ответил Шарп, затягивая пояс и беря в одну руку ранец, а в другую мушкет. – Готов?

– Сейчас, – отозвался лейтенант и, к изумлению спутников, опустился на колено, чтобы прочитать короткую молитву. – Вообще-то, я не часто молюсь, – признался он, поднимаясь, – но сегодня день особенный, и помощь свыше не помешала бы. – Лоуфорд понимал, что встреча с патрулями Типу уже не за горами.

Они взяли курс на юг, туда, где блестела под солнцем река. Все трое устали, а Шарп еще и ослабел от потери крови, но держались на нервной энергии в ожидании скорой развязки. Ближайшую деревню «дезертиры» обошли стороной, сопровождаемые бесстрастными взглядами коров с отвисшими складками кожи на коротких шеях, потом миновали рощу из деревьев какао. Солнце поднималось все выше. Пока им никто не встретился. Ближе к полудню тропу пересекла лань, а часом позже мимо пронеслась резвая группа возбужденных маленьких обезьян. В полдень разношерстная троица устроила короткий привал в тени бамбуковых деревьев, а потом продолжила путь под палящим солнцем. Еще через пару часов впереди показалась река, и Лоуфорд предложил передохнуть на берегу. Глаз у Мэри потемнел и распух, придавая ей несколько гротескный вид, но она нисколько не печалилась, полагая, что получила в некотором смысле дополнительную защиту от посягательств.

– Я бы не против передохнуть, – признался Шарп. Боль была ужасная, и каждый шаг давался ему с трудом. – И еще надо смочить повязки.

– Смочить повязки?

– Так сказал ублюдок Миклуайт. Держать повязки влажными, иначе раны не заживут.

– Хорошо, смочим их в реке, – пообещал Лоуфорд.

Дойти до реки им было не суждено. Путники проходили под буками, когда позади прозвучал громкий крик, и Шарп, обернувшись, увидел группу приближающихся с запада всадников в полосатых тигровых туниках и высоких латунных шлемах. Они держали в руках пики и явно не собирались проезжать мимо. У Шарпа заколотилось сердце. Он вышел вперед, прикрыв собой спутников, и поднял руку, демонстрируя мирные намерения, но передний конник лишь усмехнулся в ответ и, пришпорив коня, опустил пику.

Шарп покачал головой и помахал рукой, но его миролюбивые жесты не возымели ни малейшего эффекта – он понял, что всадник намерен проткнуть ему живот.