Глаза Селвены наполнились слезами. Она опустила голову.

Тем же серьезным тоном Ровиго обратился к Дэвину:

– Ты примешь мои извинения? У нее были лишь добрые намерения, могу тебя в этом уверить.

– Я знаю, – возразил Дэвин. Селвена тихо шмыгала носом у его ног. – Нет никакой нужды извиняться.

– И правда, никакой, – прибавил Алессан, отставив в сторону тарелку с едой. – Мы действительно зарабатываем себе на жизнь музыкой, но еще мы играем и поем потому, что в музыке наша истинная жизнь. Играть среди друзей – это не работа, Ровиго.

Селвена вытерла глаза и с благодарностью посмотрела на него снизу вверх.

– Мы с радостью споем, – сказала Катриана. Она бросила быстрый взгляд на Селвену. – Если, конечно, она имела в виду не одного Дэвина.

Дэвин поморщился, хотя этот выпад не был направлен против него. Селвена снова вздрогнула, во второй раз за такой короткий промежуток сильно смутившись. Дэвин краем глаза заметил промелькнувшее на лице Алаис загадочное выражение.

Селвена начала было всерьез протестовать, что она имела в виду всех троих. Алессана, казалось, забавлял весь этот разговор. Глядя на него, Дэвин внезапно подумал: «Неужели этот раскованный, общительный человек – тот самый принц Тиганы, уверенно, с вызовом отдающий распоряжения мужчина, которого я видел в лесном домике?»

Это его способ убежать от действительности, решил Дэвин. И не успела эта мысль родиться в его мозгу, как он уже знал, что это правда. Он слышал, как этот человек играл «Плач по Адаону».

– Ну, – с улыбкой обратился Ровиго к Катриане, – если вы так добры, что поощряете этого бессовестного ребенка, которого я со стыдом признаю своим, то у меня в доме найдется тригийская свирель – одной Триаде известно, откуда она у меня. Кажется, припоминаю, это был каприз любящего отца, который вообразил, что у одного из этих созданий может открыться хоть какой-нибудь талант.

Аликс, сидевшая в нескольких шагах от него, стукнула мужа ложкой. Ничуть не смутившись, Ровиго, который снова пришел в хорошее настроение, послал самую младшую дочь принести свирель, а сам принялся заново наполнять бокалы.

Дэвин поймал на себе взгляд Алаис, сидящей у очага. И машинально улыбнулся ей. Она не ответила на его улыбку, но не отвела глаз, мягких и серьезных. Дэвин со смущением почувствовал, как его сердце на мгновение сбилось с ритма.

Вот так получилось, что после ужина они с Катрианой больше часа пели под аккомпанемент свирели Алессана. Однако где-то посередине Ровиго ненадолго вышел и вернулся с парой барабанов из Сенцио. Сперва застенчиво, очень тихо он присоединялся к ним во время рефрена, проявляя такое же мастерство, как и во всем, что делал, как отметил Дэвин. Катриана наградила его особенно ослепительной улыбкой. В большем одобрении Ровиго не нуждался, он исполнил вместе с ними еще одну песню и еще одну.

Ни один мужчина, подумал Дэвин, не нуждался бы в большем одобрении, чем взгляд этих голубых глаз, чтобы совершить все что угодно. Не то чтобы Катриана когда-либо одаривала его взглядом, хотя бы отдаленно напоминающим этот. И вдруг он почувствовал себя несколько сконфуженным.

Кто-то наполнил его бокал в третий раз. Он выпил его быстрее, чем следовало бы, учитывая легендарную крепость голубого вина, а потом его голос повел за собой остальных в следующей песне, последней, для двух младших девочек, как постановила Аликс, невзирая на протесты.

Дэвин не мог петь о Тигане и, уж конечно, не собирался петь о страсти или любви, поэтому начал очень древнюю песню о том, как Эанна сотворила звезды и каждую из них назвала в память о себе, чтобы ничто не было забыто или потеряно в глубинах пространства и времени.