Для празднования юбилея господина Моджеевского был забронирован клуб «Айя-Напа», самый дорогой и престижный в Солнечногорске и, без ложной скромности, по всему побережью. Собственно, принадлежал он корпорации Романа, может быть, потому и сделавшись визитной карточкой приморского городка и заодно по-настоящему культовым местом, где принимали лучший отечественный фестиваль электронной музыки, на который стремилась попасть молодежь множества стран. Там же проходили концерты рок-звезд первого эшелона, и это было настолько круто для маленького курортного Солнечногорска, что, чего греха таить, Роман не мог не гордиться еще одним своим успешным детищем.
Он любил свой город. А когда что-то очень любишь, невозможно не стремиться усовершенствовать, сделать лучше, даже если надо расшибиться в лепешку. Такова была его натура, с которой сложно бороться. Из этого он состоял, поздно менять.
В тот вечер людей, свидетелей его жизни и его работы, на территорию клуба, расположенного прямо на пляже, на песке, натолкалось куда больше, чем самому Роману хотелось бы. Несколько друзей, несколько родственников, сын – один, без сестры. И без счету – партнеров, крупных чиновников, политиков, медиа-лиц, журналистов и просто полезных для его деятельности перцев, которых он бы рад не видеть никогда в жизни, а сегодня – в особенности.
Зашибись – было все. Вечер вел популярный стендапер из шоу, которое он никогда не смотрел, но его предложило ивент-агентство, которое не ошибается. На сцене выступала Ромкина любимая группа, исполняя собственные песни и каверы западных хитов. Толпа вокруг веселилась. Роман тягал Женю за руку по всей территории клуба – среди шезлонгов, столиков, на танцплощадку, под сцену и на каждую вспышку фотоаппарата отвечал улыбкой, на каждое слово – рукопожатием. Принимал поздравления, улыбался, балагурил и ненавидел их всех.
А потом взглядывал Женьке в глаза и спрашивал:
- Тебе нравится?
Женя растерянно ловила его взгляд и отделывалась быстрым кивком.
Результатом двух дней, проведенных в одиночестве в его квартире, стала ее уверенность, что он все еще сердится на нее за попытку уйти. Других причин она не находила. И не имея сил чем-либо отвлечься, ждала минуту, когда хлопнет входная дверь, чтобы выйти к нему навстречу. Чтобы он не подумал, что она все же выполнила задуманное.
О том, почему она не ушла, он выстроил целую теорию, находя тому все больше подтверждений. Вовремя разыгранная ссора – куда эффективнее ежедневной головомойки на тему бывшей жены. Ярчайшим доказательством этого стал резкий Женин переход из холода покладистости и всепонимания в жар ревности и обиды.
Женя показала характер. Он – как последний лошара повелся. А завтра она будет гулять направо и налево, но и дальше жить в шоколаде. Потому что от нее он что угодно примет. Уже сейчас принимает, постоянно сомневаясь в собственной же теории и пытаясь дать себе остынуть.
В нем говорил прагматик, рационалист, аналитик, чей ум сделал его тем, кем он стал. А человек, который все эти месяцы жил с Женей, орал совершенно другое: не может такого быть! Не может! Просто присмотрись – и ты поймешь. И Моджеевский уже не различал, во что он верит больше.
Потому кивал в ответ и тащил Женьку дальше до следующего тела, которое считало своим долгом поприветствовать его обязательным сегодня фамильярным «Сорок пять, Рома – ягодка опять».
- Не замерзла? Будешь шампанское или что покрепче? – снова спрашивал Моджеевский, продолжая приглядываться к Жене и в каждом жесте искать ответ на свой вопрос. Не заданный, а тот, что крутился внутри него, не останавливаясь.