Кстати о бабах. Одна из них в клетчатом пальто и шерстяном платке засела в засаде еще почти на самом входе во двор – развешивала на веревке, тянущейся от фонтана к сараю, простыню. Кряхтела и охала, всем видом делая акцент на собственной немощи, и когда они с Лёхой заводили в ворота свои мотоциклы, дребезжащим старческим голоском протянула:

- Реджеп, сыночек! Мочи нет! Помоги, а! Веревка высоко, в глазах темнеет, рука болит.

- И что это вы на ночь глядя, полезли белье вешать? – проворчал Реджеп, но обреченно припарковал у забора свою верную Ямаху и поплелся к соседке.

- Так у меня эти… ритмы сбитые совсем. Полностью. Хромают на две ноги. Совсем не сплю, а что ж мне? Сидеть просто так?

- В вашем возрасте можно и посидеть, - Реджеп вытащил из миски очередное покрывало, перекинул его через веревку и принялся расправлять.

- А ты меня из жизни-то не списывай, Реджеп Аязович. Лучше признавайся, кто это с тобой, м-м? – с видом старой чекистки спросила старушка. – Чего-то я его не помню, чтоб бывал у нас.

- Это? Это человек, который сейчас подойдет и нам поможет. Эфенди, ты там еще полотенца возьми. 

Подприфигевший Лёха ошалело крякнул, но подтянулся к миске и вытащил оттуда толстое полотенце с котиком во всю махровую площадь. У его прабабки в сундуках водились такие же. Он с минуту разглядывал раритетный предмет, а потом ткнул его Реджепу.

- У тебя хорошо получается, - со смешком констатировал Лёха.

- Ну это ж ты мне двор подбирал. Уютный, с соседями. Наслаждайся.

- А двор у нас и правда хороший, - вставила бабка, прислушиваясь к ним. – Дружный. Мы раньше такие застолья во дворе устраивали. С песнями, с угощеньями... Лет пятьдесят тому... а нет, вру! Еще когда Гарика в армию провожали, тоже. А вот у вас, у турков, принято? Друг у тебя тоже турок?

- Вроде того, Антонина Васильевна, - хохотнул Реджеп, толкнув Лёху в бок.

- И тоже неженатый?

- Гарем у меня, - буркнул тот, не оставаясь в долгу и толкая в бок Реджепа.

- Батюшки святы! Как гарем? Настоящий, что ли?

- Самый что ни на есть! – торжественно объявил Лёха, подняв правую руку. Дескать «клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды».

Бабка скривила свое и без того сморщенное личико, и разочарование на нем читалось слишком отчетливо.

- А я думала, у вас не поло-о-ожено, - протянула она. – В сериалах такую любовь показывают, а в жизни прям не по-людски! Не знала я, Реджеп Аязович, что у тебя такие друзья.

- Вот и я ему говорю, не по-людски, Антонина-ханым, - рассмеялся Реджеп. – У меня-то только по любви.

- Это правильно. А с него, - старушка ткнула пальцем в Леху, - пример не бери. Найдешь себе девушку хорошую, женишься, турчат заведешь. У нас вот есть тут одна во дворе. Обязательно вам надо с ней познакомиться, чаю вместе попить. Дочка твоего хозяина. Хорошая девка, красивая!

- Хорошая, красивая и свободная? – присвистнул Реджеп, вынимая из миски наволочку.

- Да в работе, как все молодые, носу не кажет. Но разве ж с работой деток родишь, а? – этот вопрос она почему-то задала Лёхе.

- Баба должна дома сидеть и борщ варить, - пробубнил он, вытягивая из миски очередное полотенце. На этом красовался еж. Леха хмыкнул и почти традиционно сунул его другу. Тот оценил ситуацию с кипой мокрого белья в собственных объятиях и выдал:

- Саботажник!

- А это ваши мусульманские предрассудки! Дикие и несовременные! – ринулась в бой баба Тоня. – Да у нас женщины в забое после войны сидели, уголь добывали, потому что мужиков не хватало! Целину поднимали! Дома строили! И были не хуже вас! И детей успевали рожать, и семьи кормить и обстирывать. А вы бы своим паранджу надели и поставили у плиты. Разве ж это жизнь? Разве ж это справедливо?!