– Ну? Что ж ты замер? Мешает туника? Так сними ее, чего же ты ждешь? Все гладиаторы такие робкие?

Ну, уж если женщина просит…

Виталий ухватил за подол, осторожно потянул длинную тунику вверх, потом наклонился, прикоснулся к обнаженному женскому телу, упругому, с ямочками на пояснице, с быстро твердеющей грудью… О, как приятно было ласкать ее в темноте!

– Ах, ах… гладиатор… – Повернувшись, Эрмедия обхватила пленника за шею, пылко целуя в губы…

А вот уже дернула гашник, на котором держатся браки… Виталий не возражал.

Их тела сплелись, сливаясь в единое целое в порыве внезапно вспыхнувшей страсти, и сладостные стоны устремились под своды темницы, через бойницы улетая к звездам.

– Какой ты пылкий! – прошептала женщина. – Я так и знала. Я давно хотела… с гладиатором… И вот, наконец…

– Всегда к вашим услугам, любезнейшая матрона.

– Да уж, и мы тут не хуже, чем всякие там столичные матроны! Мы же не виноваты, что живем в такой глуши!

Бедняжка! Случайный секс с заезжим «гладиатором» был для нее единственной возможностью прикоснуться к «шикарной столичной жизни» и развлечениям тамошней знати. И я, дескать, тоже, как они… Артист на гастролях в провинции, блин!

– Эрмедия, ты славная девушка. И такая страстная.

– Ты тоже страстный, мой гладиатор! Ах, какие у тебя сильные руки! Обними меня еще… крепче…

– Не боишься, что задушу?

– О, дядюшка будет этому только рад. Все будут рады… Погладь меня по животику… так… так… Нравится?

– Еще бы! Так ты редко бываешь в городе?

– Да, мой гладиатор. Пожалуй, пару раз в год.

– А какой город тут ближе?

– Конечно, Нарбо!

– А еще какие города есть в округе?

– Поблизости больше ничего, а вообще есть Каркасо, Толоза, Немаус, Массилия… До Массилии добираются по морю. Там греки.

– А всякие вещи откуда вам привозят?

– Из Нарбо или усадеб.

Снаружи в дверь постучали, очень корректно и вежливо.

– Сейчас, сейчас! – крикнула Эрмедия и принялась поспешно одеваться, в темноте не в силах так сразу разобрать, где у туники верх, а где низ. – Уже иду…

– Слуги? – ухмыльнулся молодой человек.

– Они. Я им сказала, чтобы дали знак, а то еще увлечемся до утра…

– А могли бы?

– Почему же нет? – Поцеловав «гладиатора» на прощанье, гостья едва оторвалась от его губ и с видимым сожалением прошептала: – Увы, мне пора. Я обязательно приеду в Нарбо, слышишь? Беторикс… Ты под этим именем будешь выступать?

– Наверное.

– Я запомню. Прощай.

– До свиданья.

Снова скрипнула дверь, отворилась, впустив в темную камеру серые промозглые проблески близкого рассвета. Узник успел разглядеть маячивших снаружи слуг – человек пять, с копьями. Не прорвешься при всем желании.

И все же надо что-то придумать! Надежд на то, что этот бред когда-нибудь кончится сам собой, уже не осталось. То есть если он и дальше будет плыть по течению, то вскоре окажется на арене цирка, где его будут убивать по-настоящему. А не как он привык – получил неточеным клином, прилег на правый бок, аккуратно прикрывшись сверху щитом, чтобы не затоптали, через три минуты встал живее всех живых. Правда, иногда оказывается, что ушибленная рука продолжает болеть, что у тебя там перелом и вон та «скорая помощь» у края поля ждет именно тебя – ну, так что же, неприятно, но дело житейское. Как говорится, реконструкция – это дорого и больно, кто боится переломов и рассечений, тому не к нам. Но прежние баталии теперь не без оснований казались Виталию детскими забавами. Здесь коли ляжешь, то навсегда…

Постоялый двор тем временем начал просыпаться: звонко прокукарекал петух, замычали где-то коровы, заблеяли овцы и козы. Послышались голоса, потом дверь снова распахнулась.