Виталий хотел сказать «потому что легко установить, кто возле катапульты стоял», но умолк – нечего людей подставлять, хоть они и идиоты. Пусть участковый сам догадается, если сумеет.
– И часто у вас такие случаи бывают? – неприязненно уточнил лейтенант, который теперь явно держался об исторической реконструкции самого нехорошего мнения.
– Такие – это умышленные повреждения? Доказанных – ни одного, да и по общественному мнению тоже. У «позднятников» бывает, они вообще бьют без ума и жалости, потому что все в железе, их так и зовут – консервные банки. А мы друг друга бережем, и травм у нас гораздо меньше. Ранние эпохи жалеют друг друга, мы же все свои. Товарищи и братья, как из одной деревни. Это каким же гадом надо быть? А так травмы случаются, даже тяжелые – оружие-то железное. На каждом фестивале, как правило, два-три перелома или рассечения, не считая ушибов, но трупов ни одного за все время, слава богу. Зато если у кого-то тяжелые повреждения, мы со всей тусовки деньги на лечение собираем. По сто тысяч, по полмиллиона… А неприятности никому у нас не нужны, поэтому за техникой безопасности руководители следят. Без шлема, например, на поле не допустят, разве что знаменосцев и лучников, которые издалека стреляют, а в драку не лезут. Так что для здоровья наше увлечение опасно не более чем футбол или любой другой вид спорта с непосредственным физическим контактом. А несчастные случаи или дураки встречаются везде.
Лейтенант помолчал. Похоже, беседа подходила к концу.
– Кто еще может подтвердить ваши показания?
– Да кто угодно! Десятник мой, Эпоред, рядом был, то есть Кряквин Эдуард Евгеньевич, потом еще Кукушкин Николай Викторович… Нет, он несовершеннолетний. Если человеку шестнадцать, он в свидетели годится? А не своих я только по антуражным именам знаю, у их командиров надо спрашивать.
– Да-а-а, – участковый покачал головой. – Вроде взрослые солидные мужики, а как дети малые! Не заигрались в войнушку-то?
– А что, лучше перед теликом прорастать? – Замятин пожал плечами. – Вы как свой отпуск проводите?
– Ага, отпуск! Кто бы его еще дал отгулять полностью!
– Но все-таки?
– Ну, на рыбалку езжу, на охоту бывает.
– Вот видите! А чем наши фестивали хуже охоты? Это научно-просветительская деятельность, между прочим, а не зверюшек убивать. «Живая история»! Сейчас у нас тут просто маневры, что-то вроде расширенной общей тренировки, но чаще бывают открытые фестивали, где все это делается для туристов и все могут вживую увидеть, как наши далекие предки одевались, какими занимались ремеслами, сражались, готовили еду – как они жили! Мы занимаемся научным поиском, поддерживаем связь поколений, культурную преемственность, сохраняем национальную идентичность!
– Да, я знаю, что вы все националисты и экстремисты, – скривился участковый. – Латентные…
– Обзываться-то зачем? Любить свой народ и свою культуру – еще не значит ненавидеть чужую и тем более бить морду ее представителям. А я еще, кроме истории, и социологией занимаюсь, диссертацию пишу.
– С вами-то все понятно, – хмыкнул лейтенант. – Вот что остальных влечет?
– А зачем люди занимаются спортом или в театре играют? По-вашему, желание знать историю своего народа или человечества вообще – это странно? Подозрительно? Парни хотят стать мужчинами, научиться владеть оружием, водить старинные ладьи. Я одного знаю, он к нам пришел после того, как кругом начались разговоры о конце света. Хочу, говорит, чтобы меня научили жить без электричества. И у нас ведь научат! Вы же понимаете: современный горожанин слишком оторван от земли и природы, он полностью зависит от общества и никак не способен обеспечить собственное выживание. Да отключи в наших домах свет и воду – мы все передохнем! А реконструкция возвращает человека к земле, насколько это вообще возможно в наших условиях. Мы сами шьем одежду и обувь, делаем все нужные для жизни предметы, умеем костер разжигать без спичек, кремнем и огнивом. Не все, но кое-кто умеет. У нас в походы на выживание ходят, зимой в том числе, и вообще ничего из современных вещей с собой не берут, только то, что уже было в десятом веке: ни спичек, ни спальников, даже мобильник максимум один на всех, на самый крайний случай… И ничего, все живы пока. Мы чувствуем себя людьми, а не букашками на асфальте. К тому же тут круг общения – интересные люди, которые что-то могут и чего-то хотят, а не только перед телевизором валяются.