Мужик, впрочем, тоже засмотрелся на Эллочку. И забыл вовремя дернуть рычаг...

Раскаленный металл перелился через край вагончика, брызнул на пол, разбился на ослепительные осколки, часть которых полетела далеко за красную черту и впилась в симпатичные Эллочкины ножки. Эллочка взвизгнула, как ошпаренный поросеночек, и бросилась бежать сломя голову и не разбирая дороги.

...Потом Эллочка, правда, поговорила все-таки с рабочими, гревшимися у костра, разведенного в бочке. А затем ей пришлось выкинуть еще совсем новое бежевое пальтишко, потому что копоть не взялись очистить ни в одной химчистке. Драгунова же, похихикав, выдала ей – издеваясь? – тулуп специально для посещения литейки. Эллочка же весь вечер пребывала в полной прострации, и ей казалось, что она просто чудом осталась жива.

Таким было неведомое ей доселе производство, в котором бывшей училке необходимо срочно разобраться. Стать своей.

Эллочка начала с азов. Завод производил нефтехимическое и целлюлозно-бумажное оборудование. У нее, до сего момента не знавшей, что такое целлюлоза и что бензин получают из нефти, периодически начиналась паника. Своей головы не хватало. Приходилось постоянно всех спрашивать, а ведь не так-то просто, отработав пять лет учителем, вдруг оказаться бестолковой ученицей. И с утра до вечера ей все объясняли очевидные для них вещи, а она продолжала приносить им на вычитку тексты с глупейшими ошибками.

– Емкости для хранения сжиженного пропана – это не бумагоделательное оборудование, а нефтехимическое, – объяснял Эллочке главный «химик» предприятия Виктор Иванович Мальков и как можно мягче, но с видом человека, пытающегося что-то объяснить недоумку, спрашивал: – Разве для производства бумаги нужен пропан?

– Нет, – послушно отвечала Эллочка.

– Правильно, – радовался Мальков, – а что такое пропан, помните? Ну же, с уроков химии?

Модная одежда не спасала. Эллочка чувствовала свою полную несостоятельность. Ведь от нее все ждали, что она будет скрупулезно вникать в суть их дел, выявлять и безжалостно обличать недостатки, тонко подмечать удачи и успехи...

Более того, те самые мужчины, которых она так жаждала видеть вокруг себя, оказались в большинстве своем пред– либо уже пенсионного возраста (хотя некоторые были очень даже ничего...), великими специалистами, которые в Эллочке видели всего лишь глупую девочку, дурочку, брали с ней сразу же сюсюкающий тон и пытались объяснять совсем уж очевидные вещи. А Эллочка, проработав пять лет в женском (читай – бабском) коллективе, начисто забыла, как с этими особями противоположного пола обращаться. Эллочка столкнулась с мужским шовинизмом во всей своей красе (правильнее было бы сказать – уродстве). «Почему бы вам не пойти в другую газету, писать о юбочках-помадках?» – постоянно спрашивали Эллочку. Добиться же их внимания – взять у них интервью! – можно было только после звонка Драгуновой. Любые разговоры с Эллочкой начальникам и специалистам казались пустой тратой времени. А надо было как-то правильно поставить себя, завоевать уважение! Ну или хотя бы просто перестать их бояться...

Эллочка потихоньку впадала в транс.

...Высокие блондины, стройные брюнеты, неженатые остряки, нежно любящие детей молодые мужчины, грезившиеся ей в сладких снах, работали, очевидно, на каком-то другом предприятии...

Вместо них ей приходилось общаться с заводским фотографом Пупкиным – мешковатым мужчиной неопределенного возраста. Пупкин был суетлив и чересчур разговорчив. Что бы он ни фотографировал, выходило страшненько. Котлы-утилизаторы на его фотографиях были неотличимы от корообдирочных барабанов, мужчины и женщины выглядели старше на десять лет. По совместительству он числился в редакции, и Эллочке приходилось его таскать за собой по цехам и кабинетам, контролировать каждое действие, но выходило все равно хуже некуда. А вообще-то он был ничего, милым... Но некрасивым и женатым.