Тут я говорю в пределах одной, правда широкой, конвенции.
Для Буало плач после первой обиды Ахилла – частность только извинительная, о других противоречиях он и не упоминает.
Противоречивость встречается и в русском эпосе, но не в русской сказке.
Противоречивы, и это противоречие лежит в основе композиции, герои Толстого, Достоевского, Горького, но редко у Гоголя.
Гоголь выделяет противоречие авторским голосом.
Противоречив человек.
Но человеком оказывается Акакий Акакиевич только в бреду и став призраком.
Об отношении законов построения художественного образа к законам сюжетного построения
I
Не думаю я, что сделал сам открытия в теории поэтического языка.
То, что было сделано, сформулировано Львом Якубинским и Юрием Тыняновым.
Я только в начале работы заметил, что не каждый перенос значения слова – троп, и это происходит не потому, что «образ снашивается». Попытался я показать, что есть словоупотребления, которые кажутся образами – метафорами; на самом деле они появились из практической потребности и никогда не стояли в ряду явлений поэтических функций.
С другой стороны, можно заметить, что непоэтические употребления могут стать поэтичными: вообще отношение поэтического языка зависит от установки говорящего; конечно, эта установка должна быть выражена в форме, понятной для читателя.
Поэтичным может стать самое обыкновенное техническое выражение, будучи обновленным. Например, на старых вагонах писали: «40 человек, 8 лошадей», те вагоны были двуосные, небольшие, в них можно было поставить или 8 лошадей, или сделать двойные нары и перевезти 40 человек.
Маяковский в поэме «Война и мир» пишет: «В гниющем поезде на 40 человек только 4 ноги». В понятие «человек» входит человек полноценный, нераздробленный, конечно двуногий. Человек без ног – человек в другом качестве, причем безногий человек – тоже определение, а не поэтический троп. Но вагон, в котором на 40 человек только 4 ноги, сталкивает понятия: человек как предмет подсчета и человек как определенная целостность.
Помещенное в описании войны выражение становится поэтичным.
II
Метонимия – это и выделение части для обозначения целого. При обычном счете метонимия технический прием: когда говорят о стаде в двести голов, то само собой разумеется, что без голов животных не бывает. Но это не только техническое упрощение, но и сознание некоторой приблизительной равноценности отдельных животных в отобранном стаде.
Метонимия в искусстве имеет другое назначение. Это конвенция, к употреблению которой мы так привыкли, что употребляем ее, почти не замечая. Одна редкая, причем смещенная, черта не только заменяет целое, но и изменяет характер ощущения целого и обновляет способы введения целого в круг внимания.
XV строфа седьмой главы «Евгения Онегина» начинается так:
Построение этого двухстрочия отрывистое. В нем три фразы по два слова; фраза в три слова резко перерезана переносом.
Дальше идет замедленная фраза:
Татьяна идет погруженная в мечты и как бы случайно выделяет черты окружающего. Она рассеянно внимательна. Огонь отмечен, как свет среди сумерек тумана.
Пушкин в опровержении на критику заметил:
«Критику 7-ой песни в «Северной Пчеле» пробежал я в гостях и в такую минуту, как было мне не до Онегина…
Я заметил только очень хорошо написанные стихи и довольно смешную шутку об жуке. У меня сказано:
Критик радовался появлению сего нового лица и ожидал от него характера, лучше выдержанного прочих»