Дейвис сообщает в своих полевых исследованиях, завирушка лесная отличается “странным половым поведением и необычайно разнообразной схемой спаривания”^>56. В зависимости от таких факторов, как размер территории самки и насколько боевые качества самца и самки соответствуют друг другу, завирушки могут устанавливать удивительно разнообразные половые отношения: моногамию, одна самка и два самца, один самец и две самки, две самки, делящие двух самцов^>57. Как весело замечает Дейвис, если бы паства преподобного любителя птичек “последовала его совету, приход погрузился бы в хаос”^>58.

Словом, даже в пределах одного вида биологический пол не обязательно определяет стратегии спаривания, которые могут “различаться в зависимости от времени и пространства и гибко меняться как функции экологических и социальных факторов”, заключают шведские биологи Малин А-Кинг и Ингрид Анешьё^>59. Родительская забота, замечают они, не столь вариабельна. Но даже она может порой меняться у одного вида. Например, в некоторых стаях японских макак взрослые самцы защищают, носят и причесывают детенышей одного и двух лет. Но самцы из других стай, живущих в других уголках страны, выказывают меньше родительской заботы, а то и вовсе никакой^>60. Даже когда дело доходит до чего-то столь фундаментального, как спаривание, влияние пола более гибкое и неопределенное, чем мы могли бы предположить – к этому мы вернемся во второй части книги.

Итак, с чем это нас оставляет? В эволюционной биологии тема полового отбора пребывает в удивительном состоянии суматохи; эмпирические открытия переворачивают общепринятые факты с ног на голову, а благодаря концептуальным переменам долго принимавшиеся предположения вылетают в трубу. Мужчина с “мазерати” – увлекательный феномен, заслуживающий изучения, это точно. Но является ли он биологическим эквивалентом большерогого оленя, а его идеальная роскошная машина – аналогом переливающегося, биологически экстравагантного хвоста павлина, – это еще предстоит выяснить.

Из всех услышанных мной историй о родах мне особенно нравится одна, рассказанная женщиной (назовем ее Лили) из группы мамочек, в которой я состою. История Лили начинается вполне обычно. Она чувствовала себя изможденной, ее тошнило в первом триместре, потом она объедалась следующие три месяца, когда происходил основной рост и развитие зародыша, и потом снова была уставшей в третьем триместре, когда эмбрион заканчивал свое развитие. Наконец, у Лили рано начались схватки. Не ужасающе рано, но это вызвало неудобство, так как ее партнер был за рубежом, в США, по работе. Приземлившись в Мельбурне как раз вовремя после бессонных двадцати двух часов полета, волнуясь за Лили и нерожденного ребенка, он поспешил в больницу и был направлен в палату, где подходили к финалу ее роды. Он бросился к ней, но в состоянии утомления, увидев на полу лужицу крови, он с позывами рвоты упал на ее постель. Лили с силой его оттолкнула.